– Невеликая цена за право хотя бы у себя дома жить так, как нам нравится.
– Ты – моя жизнь, – прошептала Яна, чувствуя, как снова подступает безумие, с которым ни один из них ничего не мог поделать. – Но я знаю так мало слов, чтобы сказать об этом…
– Лучше покажи.
Он сказал это без малейшего намёка на скабрезность и без всякого юмора. И в его глазах отражалось то же безумие.
Огонь, зажжённый от одной искры, горел в их душах, то сжимаясь до размеров маленького тёплого камелька, то разгораясь до жара кузнечного горна. Для них обоих всё было кристально ясно.
Они – дети этого огня. Никуда им друг от друга уже не деться.
Он снова выпил и наслаждался покоем: жена не рисковала надоедать ему, находящемуся во власти вина, своими нотациями.
Разумеется, он уведомил её о жалобе. Разумеется, были гневные вопли и требование «поставить этих наглых простолюдинов на место». Разумеется, он выпил достаточно, чтобы как следует рявкнуть на супругу и посоветовать ей вести себя, как подобает знатной даме, а не торговке рыбой. На том семейная сцена себя исчерпала: оскорблённая в лучших чувствах жена, не желая нарываться на рукоприкладство, немедленно удалилась к себе в комнату. Страдать.
Ничего, ей полезно. Некоторое количество страдания в глуши должно пойти ей на пользу.
В конце концов, он терпел слишком долго. Не из любви – какая может быть любовь к злобной стерве? – но из уважения к её во всех отношениях достойной матушке.
Мелькнула мысль: а может, отправить старшую к бабушке? Через десять дней должен быть караван в Лоян, отправить девчонку с подобающим сопровождением, пока не заразилась неутолимой злобой. Малышка Юй – тихая книжная девочка, способная часами читать или упражняться в каллиграфии. Она почти не общается с матерью и сестрой, и за неё сотник Цзян был спокоен. А вот старшую нужно спасать, если ещё не поздно.
Крик и ругань вспороли тишину, словно разбойник, потрошащий тюк с товарами. Прислушавшись, сотник с крайним неудовольствием узнал, помимо голоса своей благоверной, писклявый голосок старшей дочери.
– Ведьма! – вопила девчонка. – Все говорят, что ты ворожишь, забирая себе удачу от других людей. Но чтобы у меня… Колдунья! Я отцу расскажу!..
– Как ты смеешь повышать на мать голос, мерзавка?!!
– Смею! Мне шестнадцать, а я не замужем, и всё из-за тебя!
Вместо ответа раздались звуки пощёчин и визг: мать принялась учить потерявшее берега детище дочерней почтительности.
Так. Это непотребство нужно пресечь, и немедля.
Он ворвался в комнату жены воистину вовремя: та вцепилась дочери в волосы и тыкала её носом в ковёр. Дочка уже не визжала, а тихо скулила, не смея утереться.