Или, как выяснилось, остановится под тобой.
Слов слышно не было, только отдельные выгавкиваемые военно-командным голосом неразборчивые отрывки, но Серафима почуяла недоброе. Неужели эти… как их… блудни и вправду довели их сюда, прямо к тому месту, где они так неосторожно спрятались?[4]
И снова старый вопрос встал перед ней во весь рост: как человек может расправиться с умруном, не говоря уже о трех десятках их? Вот если бы вывеси из строя командиров…
Чего они не уходят? Неужели что-то заподозрили? Ах, чтоб вас… чтоб вам… чтоб вами…
Интересно, они будут ждать, пока мы сами свалимся, или кого за нами пошлют?
Да уж, конечно, не Атаса…
Спрыгнуть и попытаться перерезать ему горло?
А толку? Их ведь там еще останется три десятка с лишним. Поздравляю. Глупейшая идея.
Но что еще делать? Ждать? Чего?
Дождемся – увидим?
Серафима невесело вздохнула, перехватила нож поудобнее и приготовилась к непродолжительной, но бесплодной обороне своего хлипкого рубежа. И тут ей пришла в голову мысль, что обидно будет помирать даже при всех перечисленных условиях, так и не выяснив один, не дававший ей покоя уже чуть не час, вопрос.
Она осторожно потянула вздрогнувшую и едва не свалившуюся с ветки октябришну за подол и прошептала:
– Находка… А, Находка… А скажи мне, почему тут смеяться нельзя? Не то, чтобы особенно и хотелось, конечно, но все же?
– Нельзя, ваше царственное величество. Ни за что. Блу… хозяева этого места заберут.
– Куда?
– Не знаю. Кого они забирали, никто не возвращался.
– И взрослого тоже?
– Хоть кого заберут. Они шутить не любят.
И тут гудящую от усталости, страха и бессонницы голову царевны посетила еще одна идея. Дурацкая абсолютно, но попробовать стоило. Хоть и, скорее всего, только для того, чтобы вычеркнуть ее из списка.
– Находка, – потянула она ее за подол. – А ты знаешь какой-нибудь заговор, чтобы человек смеяться начал?
– З-знаю…
– НУ ТАК ЧЕГО ТЫ ТУТ СИДИШЬ И МОЛЧИШЬ???!!! Говори!.. – яростно прошипела Серафима, нервно поглядывая в туман. – Ты, самое главное, живых, живых заговаривай – умрунов, наверное, все равно не рассмешить!..
И октябришну как прорвало.
Почти в полный голос она затарахтела с пулеметной частотой, так, что едва можно было разобрать немудреные слова:
– Щекотуха-локотуха, щекоти-локоти, у боярина Атаса бока шевели! Щекотуха-локотуха, щекоти-локоти, у боярина Юркого бока шевели! Щекотуха-локотуха, щекоти-локоти, у боярина Щура бока шевели! Щекотуха-локотуха, щекоти-локоти, у боярина Атаса бока шевели! Щекотуха-локотуха, щекоти-локоти, у боярина Юркого бока шевели!..