Пускаюсь в путь, и с каждым шагом все дальше отлетают от меня страхи и тревоги минувшего дня. Дорога абсолютно пуста, ну хоть бы одна машинка для приличия пробежала мимо!
Вдруг навстречу проносится полицейская машина, за ней другая. Чуть отстает от них автокран – тоже сине-белый, с надписью «Police» на кабине. Едут в сторону Муляна.
О господи… А что, если тот самый злодей, который запер меня вчера в погребе, добрался-таки до брюновского актиквариата, воспользовавшись моим отсутствием?!
Забыв об усталости, бросаюсь обратно бегом и вскоре вижу кучку машин при дороге.
Автокран с надписью «Police» тянет из придорожных зарослей красный «Рено».
Красный «Рено»? Не много ли их расплодилось в последнее время в окрестностях Муляна? Или он всего один – тот самый, который я видела в Фосе, потом на дороге, потом на холме?
Трактор непочтительно перетаскивает «Рено» через кювет. Тот подпрыгивает и останавливается в двух шагах от меня. Дверцы от толчка приоткрываются, и я вижу высунувшиеся с заднего сиденья стройные загорелые женские ноги. Одна обута во что-то розово-золотистое, вторая босая.
Есть что-то невыносимо жуткое в этой босой ноге с растопыренными, окостенелыми, нелепо торчащими пальчиками. И мгновенно становится понятно: эта нога не может принадлежать живому человеку. Только трупу.
Продолжение записи от 18 декабря 1920 года, Константинополь. Из дневника Татьяны Мансуровой
Я плохо помню, что было потом. Только отдельные мгновения остались в памяти.
Вот я сижу под стеной, тупо глядя в какие-то лица, которые наклоняются ко мне. Лица шевелят губами. Зачем? Что-то говорят? Кому говорят? Мне?
Смутно вижу, что какая-то женщина берет из моих рук платок, промакивает его водой из бутылки, обтирает мое лицо.
Сразу становится легче. Потом мне дают напиться, и силы возвращаются ко мне, возвращается реальное осознание окружающего мира – и свершившегося несчастья.
Мой брат убит…
Толпа вокруг меня рассеивается. Люди поняли, что я пришла в себя, – и вернулись к своим бедам и заботам.
Кое-как поднимаюсь, сжимая в руке мокрый платок, и выбираюсь на улицу. Иду, не сознавая, куда, безотчетно забираюсь в трамвай и снова погружаюсь в некое полубеспамятство.
Внезапно трамвай с лязгом и грохотом останавливается. В обе двери входят по трое красногвардейцев:
– Вылазь все!
– Как так вылазь?!
– А вот так вылазь, баржу ломать у Фонтанки!
– Не пойду, лекцию читать еду! – кричит какой-то человек с портфелем. – У меня документ есть!
– А я к врачу! – вступает другой.
– А я по делам!
– Заткнитесь! – рявкает старший – шикарный красноармеец в умопомрачительных галифе. – Руки есть, ну и идите баржу ломать. Ишь, баре какие завелись, буржуи!