За это время логопеды помогли ему научиться говорить и давали много вербальной информации, пополняя его словарный запас. Его некогда дремлющие, неразвитые нейронные сети начали реагировать на эти новые паттерны повторяющихся стимулов. Его мозг, казалось, был подобен губке, жаждущей необходимых ему впечатлений и охотно впитывающей их в себя.
Спустя две недели Джастин поправился настолько, что его можно было выписать из больницы и устроить в приемную семью. За несколько следующих месяцев он достиг невероятного прогресса. На нашей памяти это было самое быстрое выздоровление ребенка, жившего в условиях крайней запущенности. Это изменило мои представления о потенциале, которым обладает человеческий мозг, чтобы справиться с последствиями заброшенности в раннем детстве. Я стал придерживаться намного более оптимистичных прогнозов относительно детей, которые пострадали от отсутствия должной заботы со стороны взрослых.
Шесть месяцев спустя Джастин был помещен в приемную семью, которая жила гораздо дальше от больницы. Хотя мы предложили свои услуги новой медицинской команде, курировавшей Джастина, в конце концов, мы потеряли его след из-за огромного потока пациентов, которыми начала заниматься наша группа. Однако мы часто говорили о Джастине, когда консультировали другие семьи, усыновлявшие детей, переживших заброшенность той или иной степени тяжести. Он заставил нас по-новому взглянуть на наши подходы к оценке и лечению таких детей. Теперь мы знали, что, по крайней мере, некоторые из них могли достигать улучшения гораздо быстрее, чем мы могли предполагать в самом оптимистичном варианте.
Примерно через два года после того, как Джастин лежал в больнице, в клинику пришло письмо из маленького городка — короткая записка от его приемной семьи с рассказом об этом ребенке. Он продолжал делать успехи, быстро оставляя позади этапы развития, которые никто даже не ожидал, что он достигнет. Теперь, в восемь лет, он мог пойти в первый класс. К письму была приложена фотография Джастина при полном параде, с коробочкой для завтрака в руках и с рюкзаком за спиной стоящего возле школьного автобуса. На обратной стороне письма Джастин сам написал карандашом: «Спасибо Вам, доктор Перри. Джастин». Я не мог сдержать слез.
Та информация, которую я извлек для себя из истории Джастина — что определенный новый опыт, повторяющийся в безопасной обстановке, может иметь огромное влияние на мозг, — помогла мне также лучше понять и уроки, извлеченные из общения с Мамой П. — о том, какое значение имеют физические выражения любви и ласки в нашей системе ухода за детьми. Еще одним пациентом, чей случай помог нам развить нейропоследовательный подход, был подросток, чей ранний опыт оказался похожим на тот, что привел Леона на путь разрушения и, в конце концов, убийства.