Ребекка с трудом поднялась в свою каморку, выключая по пути свет. Наконец, добравшись до постели, кое-как разделась и забралась под одеяло, не способная ни о чем думать от усталости. Но прошел целый час, а она так и не уснула. Она уверяла себя, что это от жары, хотя в душе знала истинную причину бессонницы Бенедикт Максвелл.
Она вспомнила их последнюю встречу, пять лет назад. После того как она вылетела пулей из кабинета, ей понадобилось минут десять, чтобы заставить себя вернуться к гостям, и только гордость не позволила ей забиться в слезах куда-нибудь в угол.
Бенедикт вежливо распрощался со всеми, подавив свой гнев. Она как раз спускалась по лестнице; он подошел к ней и громко заявил:
- Как чудесно, что мы снова увиделись, милая, я уверен, что мы навсегда останемся добрыми друзьями. - И затем имел наглость ее поцеловать.
Она непроизвольно отпрянула от него, онемев от злости, а он бесстрастно хохотнул, и хохот этот долго еще звучал в ее ушах. На следующий день она переехала в Ноттингем и сняла там на время комнату, с тем чтобы закончить учительские курсы.
Лекции занимали все ее время, и днем она еще более-менее держалась, но по ночам, в одиночестве, горько плакала. Иногда не могла уснуть до рассвета.
Она еще раз побывала в Оксфорде в октябре, когда Руперт и Мэри устроили прощальный вечер. Вернувшись в Ноттингем, она имела возможность окончательно убедиться в собственном безрассудстве: наконец-то посетила врача и тот подтвердил, что она беременна.
Ребекка сменила свою комнату на двухкомнатную квартиру и, проведя Рождество с Джоан и Джошем, посвятила их в свою тайну. Они оказали ей незаменимую поддержку. Даниэль родился в пасхальные каникулы, и Джоан провела с Ребеккой более месяца.
Все складывалось отлично. Ребекка блестяще сдала выпускные экзамены, после чего предложила свои услуги одной из лондонских школ и была немедленно принята. Остаток лета она провела с малышом и занималась домашним хозяйством...
Ребекка встала и подошла к окну. Взгляд ее блуждал вдоль широкого побережья, уносился в бескрайние морские просторы. Волны с чувственной истомой ласкали берег, а луна озаряла эту сцену серебряным сиянием. Сомнения мучили ее, и предметом ее сомнений был Бенедикт Максвелл... Правильно ли она поступила? Да, конечно, ответила она сама себе и подняла глаза к усыпанному звездами ночному небу, как бы ожидая от небес подтверждения.
Она передернула плечами. Если не быть начеку, ее уютная по-своему жизнь может резко измениться.
- Я пригласила друга, ничего? Ребекка вскочила на ноги, уронив сосиску, которую пыталась подцепить на вилку с жаровни.