Вовка схватился обеими руками за ствол березки и стал трясти ее. Курица не удержалась и, отчаянно кудахча, камнем полетела вниз, прямо в растопыренные Санькины руки. Он поймал птицу на лету.
— Есть! — закричал он, прижимая курицу к груди. — Жирнющая!
— Дай–ка сюда! — Вовка взял у Саньки курицу. — Килограмма три будет.
— Давно мы не ели по–настоящему.
— Устроим пир на весь мир, — сказал Вовка. — Зажарим ее на костре. Люблю жареную курятину! Мама часто жарила кур. Ты, Санька, ел куриное мясо, жаренное в сухарях?
— Я больше люблю вареную в супе с лапшой. Вкуснющая!
— Суп я тоже люблю. — Вовка облизнул пересохшие губы. — И с лапшой и с рисом. Но жареное куриное мясо вкуснее.
Курица притихла в его руках, и Вовка отчетливо ощущал ладонями, как тревожно бьется ее маленькое сердце.
— Вовка, крути ей голову, — сказал Санька как можно небрежнее, словно речь идет о чем–то самом обыденном.
— Что? — переспросил Вовка, бледнея.
— Режь курицу.
— Почему это я должен резать ее? — спросил Вовка тихим голосом.
— Потому, что у тебя тесак.
Вовка никогда в жизни не резал кур. Об этом он сказал Саньке.
— Я тоже никогда не резал, — признался Санька и вздохнул.
Вовка протянул брату хохлатку, но тот сделал шаг назад и хитро прищурился:
— Ты командир? Командир. Ну так давай показывай пример. А вот следующую курицу я зарежу.
Вовка молчал. Ему уже не хотелось ни жареной, ни вареной курятины. Но и выпускать курицу было жаль. Нахмурив брови, он сосредоточенно смотрел на хохлатку, потом задумчиво произнес:
— Может быть, у нее есть цыплята…
— Нет у нее цыплят, это не клушка, — ответил Санька со знанием дела. — Она просто яйца несет.
— Яйца — это тоже хорошо, — радостно согласился Вовка, — я люблю яйца, особенно всмятку. Давай подождем день, может, она нам снесет несколько штук, а?
— Не может она нести несколько штук, — возражал Санька. — Она только по одному, да и то не каждый день.
— Жалко, — сказал Вовка, поглаживая курицу.
Неожиданно сзади раздался писклявый голосок:
— А вы тоже немцы?
Вовка и Санька вздрогнули и обернулись. Из–за темной огромной печки выглядывала остроносая девочка лет пяти–шести. Растрепанные волосы торчали во все стороны, серые глаза были не по–детски суровы.
— Вот дура какая! — ответил Санька. — Какие же мы немцы?
— Тогда отдавайте нашу несушку, раз вы не немцы!
— А ты не врешь, что это ваша курица? — спросил Вовка.
— И чего я буду врать–то. Вон, погляди, у нее пятнышко.
Мальчики стали разглядывать курицу. В самом деле, на одном крыле было темное перо.
Девочка осмелела. Получив несушку, она деловитым тоном спросила: