— Ладно, — согласился тот, — пойдем все. Бери свой автомат.
Шли с предосторожностями. Треск сломанной сухой ветки был далеко слышен. Вскоре вдали показался просвет.
— Дорога, — шепнул Михась.
Ребята подкрались к опушке и, прячась за лохматыми елками, выглянули. Асфальтовая лента шоссе уходила куда–то вдаль, взбегая на небольшой пригорок.
— Там низина и маленький мост через ручей, — пояснил Михась, кивая в сторону пригорка.
Не выходя из леса, ребята добрались до него. Раздвинув придорожные кусты, они увидели мост и перед ним перевернутый немецкий тупоносый грузовик.
Машина горела. Ребята долго рассматривали ее, оглядывали дорогу, деревья. Вокруг никого не было.
— Поползем поближе, — скомандовал Вовка.
Санька и Михась пошли за ним. Вовка пристально осматривал каждый метр. Не было сомнений, что недавно здесь шел бой. Но кто же вел бой? Неужели те двое, что забрали оружие? Михась подобрался к обочине дороги и оттуда поманил рукой.
— Ребята, пулемет!
Вовка и Санька побежали к нему. В придорожных кустах в углублении лежал ручной пулемет с разбитым деревянным прикладом. С одной стороны возвышалась кучка стреляных гильз, с другой валялись два пустых круглых диска. От пулемета и гильз еще несло гарью и порохом.
— Кто мог стрелять? — спросил Михась. — Не сам же пулемет.
— Кто был, тот уже сплыл, — ответил Санька. — Ищи-свищи в поле ветер!
Вовка осмотрел углубление, обратил внимание на следы от немецких кованых сапог и примятую траву, словно по ней что–то проволокли. Следы вели вниз, к небольшому мостику. На топком берегу среди тонких зеленых стрел осоки что–то темнело.
Вязкий болотный берег был весь испещрен сапогами. Когда мальчишки подошли ближе, у них перехватило дыхание. В осоке лежал грузный мужчина. На спине сквозь разодранную рубаху темнели штыковые раны.
— Дядя Олесь! — выдохнул побледневший Михась. — Дядя Олесь это… Олесь Братусевич. Отец Аришки. Его в армию не взяли, потому что еще с той войны у него в ноге пуля сидела. Он деду Евсеичу на пасеке помогал…
У Михася задрожали губы, и он, закрыв лицо руками, беззвучно заплакал. Санька кулаком тер глаза. У Вовки ком подкатил к горлу.
Ребята шли молча, подавленные и потрясенные дикой расправой, свидетелями которой они стали. Михась, сжимая кулаки, мысленно повторял клятву отомстить проклятым фашистам.
Корову Стелку вели за собой. Не бросать же ее одну в лесу. Честно говоря, ее следовало бы отвести домой, в деревню. Так советовали Вовка и Санька. Однако Михась не решался показаться домой, опасаясь, что его больше не выпустят за порог.