Я осторожно прошел в кают-компанию. Веббер полировал край длинного стола с редким для него, однако совершенно бесполезным трудолюбием: стол был настолько исцарапан и захватан, что наводить на него лоск не имело смысла. Я с удовольствием поднялся на шкафут, к грота-штагу. Мы и в самом деле прибавили скорость. Пока я был у Чарльза, дела, похоже, поправились – на грот-мачте поставили лиселя, на случай, если ветер станет сильнее. На воде, прямо по носу, золотилось пятно солнечного света, но за кормой громоздились огромные рваные тучи, которые, казалось, не столько гнались за нами, сколько нависали сверху зловещими грозовыми за́мками. Можно было еще раз принять ванну, но я не решился, а вместо этого спрятался в укрытие. Первый резкий поток воды с силой ударил в палубу и отскочил от нее. Через минуту к ливню добавился град, так что вахтенные попрятались или прикрылись руками, защищая головы. Один забежал под судовой колокол и стоял там, хохоча над остальными. Град кончился так же внезапно, как и начался; за ним – словно в театре сменили декорации – последовал ветер, а вовсе не дождь. В несколько минут мир почернел, море стало грязно-серым. Совершенно неожиданно тучи словно стерли, остался только ветер и солнце: яркое солнце, вечерний, закатный свет, пронзительное, желтое светило, что рассыпало вокруг лучи, медленно скатываясь за горизонт подобно золотой гинее. Но и оно выцвело, полупрозрачные облака потянулись между нами и сияющим солнечным шаром. Глядя вдоль борта на ют, я заметил, что солнце садилось не строго на запад, а под углом к северу. Облака плыли высоко, прямо в зените, медленно продвигаясь вперед; ветер дул умеренно, но ровно, постепенно крепчая.
Склянки пробили конец первой полувахты. Церемониальная передача вахты прошла при посвежевшем ветре и усилившейся качке. Со шканцев явились мистер Смайлс и мистер Тейлор.
– Ну, мистер Смайлс, как погода?
Мистер Смайлс, однако, не был расположен к беседе. Я привычным путем спустился в пассажирский салон.
Боулс и Пайк сидели за длинным столом, под большим кормовым окном. По сложившейся традиции, место в центре считалось моим, сам не знаю почему. Я облюбовал его с самого начала, да так и повелось. Боулс, в свою очередь, сидел по левому борту стола, а Пайк, объект подвижный, перемещался, куда хотел. Скажем, сейчас он занимал мое место!
– Мистер Пайк, пересядьте.
Он оперся локтями о стол и положил подбородок на руки. Касторовая шляпа сползла на затылок. Заслышав мой голос, он попытался сдвинуться, не отрывая локтей от стола, и всем телом неловко дернулся в сторону Боулса.