За стойкой скучал пожилой лысый мужчина с обильными татуировками на кистях рук. С ним о чем-то перешептывался чахоточный доходяга, тоже весь татуированный. Атлетически сложенный парень обрабатывал в углу напильником зажатую в тисках железяку.
«Интересно, – подумал Давид, глядя на работников этого учреждения. – Кто к таким пойдет ключи от квартиры делать? Без последнего имущества останешься».
На гостей все дружно посмотрели с опаской и недоброжелательностью.
Чахоточный доходяга необычайно ловко проскользнул на улицу между новыми посетителями, одарив их предварительно колким взглядом.
Шалый подошел к стойке, встал перед пожилым мастером и, обнажив в улыбке золотые фиксы, протянул:
– Ключи делаем?
– Для своей квартиры или для чужой? – насмешливо посмотрел на гостя мастер.
– Для своей у меня и так есть. Для чужой, конечно, – еще шире улыбнулся Шалый. – Француз, тебе привет от Гуцула.
Он вытащил из кармана матерчатой, со многими карманами жилетки пачку «Казбека». Вынул папиросу, раздавил ее в жестких узловатых пальцах, извлек из нее свернутую в тонкий жгутик бумажку. И протянул Французу:
– Почитай маляву.
Француз развернул листок, нацепил на нос сильные очки. Шепча под нос, прочитал. И кивнул в сторону комнатушки, дверь в которую была рядом с токарным столом:
– Проходи, гость дорогой. Поговорим.
– Вы здесь подождите, – кивнул армянам Шалый и отправился вслед за мастером.
В комнате с трудом умещалось два венских стула, тумбочка с керосинкой и мятым алюминиевым электрическим чайником.
– Ну, поведай, бродячая душа, что за кручина тебя ко мне привела, – потребовал Француз.
Шалый кивнул в сторону открытой двери, где работник продолжал пилить болванку.
– Не обращай внимания, – успокоил Француз. – Это мой племянник. Без меня он не то что рот не раскроет – лишний вздох не сделает… Что за детей гор ты сюда привел?
– Из-за них, фраеров гнутых, дельце образовалось, – с раздражением произнес Шалый. – Мне оно ни уму ни сердцу. Повесили их на мою шею.
– Значит, шея у тебя крепкая. Доверяют. Гуцул абы кого не пошлет.
– Слушай, значит, какая тут тряхомудия. – Шалый сжато объяснил проблему.
Француз слушал внимательно, не перебивая. Только время от времени постукивал по колену негнущимися пальцами.
Пальцы ему переломали десять лет назад. Он тогда работал по карманам на колхозном рынке. Что на него нашло – обычно осторожный и расчетливый, он соблазнился свертком денег, которые крестьяне наторговали за несколько удачных дней. Рискнул. Тут его за руку и схватили. И он на своей шкуре испытал, что такое кровожадная толпа. Спас его тогда милиционер, которому пришлось стрелять в воздух, чтобы разогнать взбешенных селян. Француз слышал от старых бродяг, что в царские времена к конокрадам, ворам и карманникам народ относился проще – кто попадался, тех били оглоблями до испускания духа. И смотрели власти на все это сквозь пальцы. Но у советской власти есть такая черта – ей везде нужен порядок.