Но, казалось, пан Понделе тоже уловил неладное.
— Видите, приготовил я нынче одну историйку о Пирке, коли попросят что-нибудь рассказать. Как-то, во время оккупации, когда не хватало бензина и в ход опять пошли конные упряжки, видел я вот такую сцену: возчик у трактира лупит кнутом пару лошадей, а те никак не сдвинут с места фургон, потому что он на тормозе. Пирк закричал на возчика, тот ответил бранью и лупит себе дальше. Тогда Пирк вырвал у мужика кнут и сломал о колено. Возчик, здоровенный верзила, влепил ему оплеуху, Пирк, не долго думая, вернул с процентами. Тут выходит из трактира, тоже под мухой, грузчик, эдакий громила, и— на помощь приятелю! Думаете, Пирк сдался? Не скажу, чтоб он одержал верх, но дрался мальчишка, словно решил расколотить весь трактир!
А Крчма разочарованным взглядом обводил стол — все заняты своими разговорами. Слушатели теперь — мы…
— Сократ заставлял сначала говорить своих учеников, а уж после высказывался сам, — наклонился Крчма к соседу. — А под конец опять давал слово ученикам, потому что его уже никто не слушал…
— Но это не так, пан профессор, — услышал он наконец голос Миши. — Эту цитату вы переиначили по-своему! И если уж я взяла слово, — решила она продолжать, — то существуют истины, необходимые для всех, хотя они и не всегда совпадают с написанным в учебниках. Но тому, кто не усвоил их, все знания ни к чему, если прямо не во вред.
— Откуда ты это взяла, шалая девчонка? — крикнул Крчма.
— Говорят, так вы ответили в сорок втором директору школы, когда этот немецкий прихлебатель отчитывал вас за то, что вы рассказываете нам чего не следует, вместо биографии Гитлера!..
— Это я могу засвидетельствовать, — встал пан Понделе. — Своей смелостью пан Крчма не раз мог навести беду на весь учительский состав. Потому его и не слишком любили, да ведь и всегда-то черные вороны не обожают белую.
Раздались аплодисменты — впервые за сегодня, и пан Понделе, приняв их на свой счет, сел, несколько примиренный.
— Не садитесь, пан Понделе, — попросила его Ивонна. — Ну же, ребята! — обратилась она ко всем, хотя вопросительный взгляд ее был устремлен на Гейница.
А ют нервничал все больше, улыбался рассеянно, шрам на щеке у него покраснел.
— Мы стараемся вспоминать, но рассудок и совесть оставляем праздными, — нерешительно произнес он.
— Это ты в мой адрес? В каком смысле? — спросил Крчма.
— Это цитата, — робко возразил Гейниц,
— Цитата — из кого?
— Из Роберта Давида, — ответила за Гейница Ивонна.
— Садитесь, ученик Гейниц. Три с минусом. Уж цитировать, так правильно! Если я когда-либо действительно изрек такую мудрость, то она должна была звучать так: «Мы стараемся заполнить память, но рассудок и совесть»… и так далее.