Соседи хлопали Гейница по тощей спине, от облегчения шрам его снова побледнел. Мишь глазами сигнализировала Руженке — твоя очередь.
— Чтобы прожить жизнь хорошо и в ладу с собой, надо уметь распознать, в каких неудачах повинен ты сам, — сказала та, и даже уже не покраснела — но невольно взглянула на Камилла.
— А это что такое?
— А так вы однажды заявили, когда мы были еще в шестом и вы половине класса влепили кол за французское сочинение, потому что мы списывали… — и Руженка еще раз стрельнула глазом на Камилла.
— Сократа спросили, где его родина. Он не ответил: «Афины», он сказал — «мир», — не сразу заставил себя промолвить Камилл, но произнес он это почему-то резко, словно для того, чтобы прогнать краску, выступившую у него на горле.
— Если и это намек на мою особу, то спасибо за столь выспренний комплимент. И когда же, уважаемые, вы перестанете цитировать?
— А это уж на вашей совести, пан профессор, — заявил Пирк. — Просто это доказывает, что вы отучили нас самостоятельно мыслить, раз мы, не сговариваясь, все время цитируем вас!
— Я, видите ли, тоже цитирую, чтоб вы знали, — возразил Крчма. — И те, кого я цитирую, все равно тоже цитировали, впрочем, это неважно. Пчелы обирают цветы, но из своей добычи делают мед, который уже полностью их продукт: это уже не тимьян и не майоран, говоря вместе с Монтенем.
— Истина — общая для всех, и тому, кто высказал ее первым, она принадлежит не более, чем всем, — сказала Ивонна, вызывающе смеясь глазами Крчме в лицо.
— Ишь ты какая! А ведь именно о тебе я не подумал бы, что ты сохранишь из моей пустой болтовни хоть с ноготок!
— С человеком, видите ли, как с растением: чтоб посеять, много ума не требуется, а вот едва он родится на свет — задача воспитать его ложится на тебя бременем бесчисленных забот… Эту цитату из вас считайте моей самокритикой, пан профессор.
— Вы сегодня сговорились против меня, негодяи! Отбиваться от такой шайки у меня не хватает сил.
— Да вы нас левой рукой одолеете, пан профессор, — вставил Пирк. — Изречения — это у вас только вспомогательное средство. Ваша настоящая и величайшая сила всегда была в личном примере, а этот пример остается для нас недостижимым.
— А нельзя ли, о господи, перевернуть страницу? — Крчма заметил, что его сосед как-то увял. — Или забыли, что пан Понделе остался нам должен свою традиционную «историйку»?
— Начинайте, пан Понделе! Рассказывайте! — наперебой закричало несколько голосов.
— А я уже рассказал пану Крчме. Даже поп проповеди не повторяет.
Он еще поломался немного, а пока его уговаривали, Крчма поймал себя на том, что по жилам его растеклось вдруг чувство возвышенной гордости. Обычно цитируют классиков, они же цитировали меня! Нет, это недостойная, глупая гордость, но ведь они — по крайней мере некоторые из них — действительно, кажется, думают, как я, и говорят моими словами. Что ж, гордость это или нет, а все-таки я, пожалуй, немало для них значу. А если так, то мог ли я в своей учительской карьере добиться большего успеха?