Я стал смотреть ее документы – и нашел удостоверение участника войны, о котором никто не знал; наверное, она давала подписку о секретности, которую неукоснительно выполняла всю жизнь.
Еще она выписывала разные жаргонные словечки, в основном из воровского языка – тоже для шифров; дальше страниц пять или шесть занимал список книг, точнее, списки, в которых я не мог понять логики. Книги на русском, книги на немецком, иногда очень редкие, с пометой, в какой советской библиотеке можно найти экземпляр; иногда с примечанием, например, что речь идет о третьем, исправленном и дополненном, издании, вышедшем в 1933 году в Берлине в таком-то издательстве.
Русская проза, французская проза, немецкая проза, последней – больше; книги по лесоводству и рыболовству, справочники для фотографов и землемеров, сборники стихов, наставления по гомеопатии, труды геологов и этнографов, очерки путешественников; Библии самых разных издательств – католических, протестантских, несколько десятков Библий; «Майн кампф», классическая немецкая философия; пособия для рисовальщиков акварелью, энциклопедия коннозаводчика, труды по механике и строительству, сказки братьев Гримм, брошюры либретто опер Вагнера; опять справочники – пчеловодство, овцеводство, торговля со странами Южной Америки, производство шоколада, обзор рейнских вин за десять лет, металлургия, текстиль…
Книги были словно надерганы из десятков библиотек, взяты из десятков непересекающихся, не имеющих ничего общего биографий; их нельзя было представить принадлежащими одному человеку. Но почему такая внимательность к деталям, к году выпуска? Кто мог бы читать эти книги, зачем они?
Десятки людей, десятки судеб за этими книгами… Бабушка, словно драматург, создавала – через подбор книг – каких-то героев, снабжала их приметами достоверности; книги – фальшивый НИИ золотодобычи – радиосвязь, – эврика!
Эти книги служили для шифровки и расшифровки, если знать определенную страницу и строку. Книги уже нельзя было передать агентам, можно было только сообщить им, какую использовать, – а значит, экземпляр, находящийся в Германии у разведчика, должен был точно соответствовать имеющемуся в СССР, с точностью до последней запятой, с тем же расположением букв на странице, иначе шифр никогда не будет расшифрован адресатом; книги должны были соответствовать определенному образу, не вызывать подозрений, не привлекать внимания; вот почему такой разброс, такой необычный подбор!
Я представил, как в октябре, когда немцы уже подходили к Москве, миновали Бородино, прорвались на Можайское шоссе, когда десятки тысяч человек пытались убежать из города на восток, – ни слова, ни слова об этом в бабушкином дневнике! – когда на день встало метро и, казалось, немцы уже в столице, ничто не остановит их, – бабушка Таня сидела в библиотечном спецхране, выписывала тонким своим почерком названия книг; не стойкость, не мужество – некое высокое безразличие к своей судьбе, а ведь дома был уже сын!