– Идеалист! – выкрикнула мне в ответ жена. – У тебя от тюрьмы, точно, крыша поехала. Ты хоть понимаешь, что ты несешь? Кем ты возомнил себя? Нельсоном Манделой? Иисусом Христом? Надо же, нашелся великомученик, страдалец за народ? Что-то, когда ты свои деньги зарабатывал, тебя не сильно народная жизнь заботила. А тут нате, какие метаморфозы! Миша, я тебя предупреждаю: на роль декабристки я не гожусь. Хочешь и дальше сидеть в тюрьме и мыкаться по лагерям – пожалуйста. Но только без меня и детей. Опомнись, пока не поздно. Послушай голос разума. Давай уедем. Я тебя умоляю!
Таня упала передо мной на колени и разрыдалась. Мне было очень неловко, что я довел любимую женщину до такого состояния. Я поднял ее с пола и усадил на диван.
– Хорошо, хорошо… – приговаривал я, поглаживая ее длинные волосы. – Я сейчас же позвоню адвокату и попрошу, чтобы он связался с Самойловой и сделал для нее все, что она пожелает. И я увезу вас отсюда.
– Это правда? – жена подняла на меня заплаканные глаза.
Я не ответил, ибо уже набирал телефон адвоката.
Однако Анна Сергеевна не приняла никакой благодарности от моих людей.
Я стал сам добиваться встречи с судьей. Однако Самойлова ее под всевозможными предлогами избегала, на мои звонки не отвечала, а своим домашним, похоже, строго-настрого наказала оградить ее от проявлений моей благодарности. Хотя сейчас, по прошествии многих лет, я понимаю, что Анна Сергеевна элементарно боялась, что ее могут обвинить в получении взятки от меня и саму упечь за решетку. И, как вскоре выяснилось, небезосновательно.
В квалификационную коллегию поступила жалоба от прокуратуры на предвзятое судейство Самойловой в моем деле. Ее отстранили от дел, вначале на время, а потом навсегда. Она поступила очень осмотрительно, не поддавшись на уговоры моих адвокатов и ничего не взяв от меня. Обвинение в получении взятки, выдвинутое против нее, рассыпалось.
Мои защитники разделились на оптимистов и скептиков. В то, что Мосгорсуд оставит в силе приговор, вынесенный мне Мещанским судом, не верил никто. Но оптимисты считали, что мне ничего серьезного в ближайшее время не грозит. Пока обвинение подаст апелляцию, пока кассационная инстанция рассмотрит ее и отправит дело на пересмотр, пройдет немало времени. И до вынесения нового приговора я буду свободным человеком, даже не стесненным подпиской о невыезде. Пессимисты же, как и моя жена, настаивали на моем немедленном отъезде за рубеж, напоминая, что прокуроры готовы обвинить меня в совершении еще одного преступления, о котором почему-то прежде забыли, – в растрате средств компании. Не важно, что контрольный пакет акций принадлежал мне, а объем выплачиваемых дивидендов и размеры инвестиций в различные коммерческие проекты устанавливал совет директоров холдинга, меня все равно хотели обвинить в том, что я умышленно растратил средства, чем нанес ущерб миноритарным акционерам. Бред какой-то! Я просто не мог поверить в эту чушь, что человек может украсть у самого себя. Что-что, а интересы компании и интересы акционеров для меня всегда были на первом месте, я же был главным из совладельцев!