- Ну-ка,- говорит, братцы, изготовьтесь! Бери их врукопашную! Легким шагом - за мной!
В это время самураи Захарку на штыках подняли. Гогочут! Тут мы и взяли их... Збанзайкать не успели, «уру» свою скричать...
Услышали шум офицеры, набежали.
- В чем дело?
- Глядите в чем!..
Японской полуроты как не бывало. Три человека, верно, плену запросили, ну их шагом-мигом в штаб. А мы давай подбирать своих, которые пораненные штыками оказались. Захарушку тоже в окоп спустили. Прикрыли шинелкой - лежит сердешный, ни у кого уж сахару не попросит.
На восходе солнца прибыл к нам Шлюмпельплюнь. Ему о деле доложено было.
Поблагодарствовал он нас за службу, потом спрашивает у ротного:
- Кто отличился?
- Фельдфебель Коршунов, ваше превосходительство. Он водил роту и в рукопашной уложил троих неприятелей.
Шлюмпельплюнь подманил адъютанта, взял у него шкатулку, достал оттуда Георгиевский крест и сам приколол его к шинелке Ивана Николаевича. После спросил про нашу потерю.
Ротный докладывает:
- Четыре нижних чина, ваше превосходительство.
«Как,- думаем,- четыре? Три только...» Потом уж смекнули, что Петрова Семена, «Порченого», тоже в упокойники определяют. Не числился чтобы, значит, по спискам. Так их и батюшка отпел. Троих православных и одного козла.
С того самого дня началось у нас с японцем боедействие. Попервости удивлялись мы: как так получается? Что ни бой, японец нам вложит да вложит? Кажись, и храбрости русскому солдату не занимать, и за смекалкой не в люди идти, да и Россия за спиной громадная. А без толку все. У японца пулеметов - что у богатого собак. С каждой сопочки на нас погавкивают да покусывают. Артиллерия - орудьев не перечесть. У нас же больше штык да «ура». Не раз про «жареного петуха» вспомнить пришлось. Видно, не с проста языка Петров говорил... Его правда.
Дальше такое пошло, что мы и веру в себя всякую потеряли. Это не к тому сказано, что наш солдат над собою японского поставил,- он, мол, способней к бою,- а к тому, что неладное наш солдат почуял. Про измену разговоры пошли, про грызню генеральскую, про скудоумье ихнее. Теперь уж Микаду реже вспоминали, больше своего чехвостили. Нашу дивизию пополняли, пополняли, а все равно так растребушили к концу войны, что пришлось ее в тыл отвести.
Тут и объявился Петров Семен. Он, оказывается, в это время, пока мы за царскую дурость расплачивались, натуральным подпольщиком сделался, революционером.
Попервости украдкой с нами встречался. Стал нам листки тайные передавать, растолковывать многое.
- Вы,- говорит,- льете свою кровь, калечитесь, а за какой интерес? Нужна вам китайская земля? Из вашей крови царь с компаньей новые миллиончики себе составляет. Вас гонят на убой, продают, сиротят семьи и такой вот разбой прикрывают Отечеством. А в Отечестве, братцы, идет Революция. Народ восстал. Здесь опять царю ваши штыки нужны! Нужны солдаты-братоубийцы...