Отпусти меня (Габова) - страница 36
– А еще он спросил, когда ты придешь. И я ответила: завтра.
Посмотрели с Валькой «Виноваты звезды» онлайн.
Там была красивая чистая любовь, да, чистая, хотя все было у этих больных ребят.
И я подумала: может, у нас тоже чисто? Чисто, хотя была палатка в лесу. Чисто, хотя рука Соколовского на груди и ниже…
На школьном крыльце стоял. Высокий. С зелеными глазами. С родинкой на щеке. Цвет глаз, конечно, не виден издалека, но я-то знала: зеленый. Как листья ивы. Я издалека его увидела и даже замедлила шаг. С ним страшно встречаться. Хотелось повернуть назад. Ну ее, школу. Я еще больна, слаба, кашляю, могу оправдаться. Но ведь завтра все равно придется сюда прийти. И потом: я хочу его видеть. Страшно, а хочу его видеть. Хочу. Видеть. Его.
Меня увидел, сразу зашел внутрь. Может, тоже меня боится? А чего тогда спрашивал обо мне у Вальки? Каждый день подругу терзал. Но ведь и я хотела спросить, но боялась. И не спрашивала, терпела, пока Валька сама о нем разговор не завела.
Саня Глушенков, улыбаясь, сказал:
– Трофимова, ты прогуляла десять дней. Еще бы немного – место бы твое продал.
– Ой, Саня, да кто бы его купил? Кому ты его продашь, а?
Засмеялся.
– Не знаю. Аукцион бы объявил.
– Никто, Санечка, к тебе не сядет. Никто этого места не купит.
– Тю! Ты же купилась!
– Я? Потому что не хочу сидеть с Соколовским.
(Хочу, хочу, – заорало внутри.)
– Ну вот! А Соколовский – супермен. И если ты его на меня променяла, значит, и я чего-то да стою!
Санька смешной. Осанка, как у орангутанга. И шею держит как-то странно вперед. Отчего его голова впереди всего туловища, как у черепахи. А на личико он ничего, симпатичный.
– Сань, ты знаешь что? – говорю я и кладу руку на его спину. – Ты выпрямись.
Саня приосанился, голову поднял. Сразу стал выше.
– Вот так. Здорово! Да ты просто крутой мачо! – Я похлопала его по тому месту, где сходились лопатки. – А дома ходи с книгой на голове. Стройный станешь. И увидишь – к тебе валом будут валить девчонки.
– Правда, что ли?
– Да. Увидишь.
– Ладно, – Саня по привычке втянул голову в плечи и по-черепашьи медленно поплелся из класса на перемену.
Соколовский на меня не смотрел. Вообще не смотрел. Почему-у? В чем дело? Когда я увидела его на крыльце школы, у меня счастливая мысль мелькнула: может, он меня встречает. Но нет, оказывается, не меня. Может, он покурить тайком выбегал? Хотя он ведь не курит. Его вызвали к доске отвечать – он корпусом от меня даже полуотвернулся. Ладонью челку убирал, и мне казалось, что он этой ладонью от меня отгораживается, не может, не может, не может на меня смотреть. Или не хочет! Я тоже не могу, но все же искоса бросаю на него мгновенный взгляд исподлобья, вижу его ладонь и заливаюсь краской, а внутри меня что-то начинает томиться и ныть, сладко, так сладко, что мне становится стыдно. Я сложила на парте руки и опустила в них лицо.