– Быков повремени давать Прохору. Нынче утром собрание в счет налога. Статист приехал. Пойдем обое со Степкой. Он комсомолист, может, ему какая скидка выйдет. Что же, задарма он, что ли, обувку отцовскую бьет, по клубам шатается.
Максим бросил быков и торопливо подошел к отцу.
– Ты, гляди, на старости лет не сдури… Записывай замест двадцати десятин – шесть либо семь.
– Нашел, кого учить, – усмехнулся Яков Алексеевич.
За завтраком Яков Алексеевич небывало ласковым голосом сказал Степке:
– С Прохором поедешь за сеном на ночь, а зараз одевай праздничные шаровары и пойдем на собрание.
Степка промолчал. Позавтракал и, ни о чем не спрашивая, пошел с отцом. В школе народу – как колосу на десятине в урожайный год. Дошла очередь и до Якова Алексеевича. Позеленевший от табачного дыма статистик, гладя рыжую бороду, спросил:
– Сколько десятин посева?
Яков Алексеевич, помолчав, деловито прижмурил глаз.
– Жита две десятины, – на левой его руке палец пригнулся к ладони, – проса одна десятина, – согнулся другой растопыренный палец, – пшеницы четыре десятины…
Яков Алексеевич придавил третий палец и поднял глаза к потолку, словно что-то про себя подсчитывая. В толпе кто-то хихикнул; покрывая смех, кто-то густо кашлянул.
– Семь десятин? – спросил статистик, нервно постукивая карандашом.
– Семь, – твердо ответил Яков Алексеевич.
Степка, расчищая локтями дорогу, прорвался к столу.
– Товарищ! – Голос у Степки суховато-хриплый, рвущийся. – Товарищ статист, тут ошибка… Отец запамятовал…
– Как запамятовал? – бледнея, крикнул Яков Алексеевич.
– … запамятовал еще один клин пшеницы… Всего двадцать десятин посеву.
В толпе глухо загудели, зашушукались. Из задних рядов несколько голосов сразу крикнули:
– Верна! Правильна! Брешет Яков… у него три раза по семь будет!..
– Что же вы, гражданин, вводите нас в заблуждение? – Статистик вяло сморщился.
– Кто его знает… враг попутал… верно, двадцать… Так точно… Вот, боже ты мой… Скажи на милость, запамятовал…
Губы у Якова Алексеевича растерянно вздрагивали, на посиневших щеках прыгали живчики. В комнате стояла неловкая тишина. Председатель что-то шепнул статистику на ухо, и тот красным карандашом зачеркнул цифру «7» и вверху жирно вывел – «20».
* * *
Степка забежал к Прохору, и через сады, торопясь, дошли до дому.
– Ты, брат, поспешай, а то придет отец с собрания, быков ни черта не даст!
Наскорях выкатили из-под навеса арбы, запрягли быков. Максим с крыльца крикнул:
– Записали посев?
– Записали.
– Что же, сделали тебе какую скидку?
Степка, не поняв вопроса, промолчал. Выехали за ворота. От площади к проулку почти рысью трусил Яков Алексеевич.