Все свое внимание я сосредоточил на пилотировании самолета, стараюсь следовать строго за машиной
лейтенанта Бикбулатова. И все-таки чувствую тревогу. Причина ее мне ясна. До этого я летал штурмовать
противника, находившегося недалеко от переднего края. В случае чего — на обратном пути до своих
рукой подать: можно уйти в свой тыл, за боевые порядки наших войск. А сейчас — дело совсем другое!..
Стараюсь взять себя в руки. Мимолетная тревога тает, как тает под солнцем утренний туман. Я вдруг
вспомнил косарей — двух стариков, инвалида, подростков, женщин. Из-под нахмуренных бровей глядели
усталые глаза. Я понимал, что каждый из этих людей трудится за десятерых. Им предстояло очень много
сделать, чтобы возродить землю, которую еще недавно топтал враг. Им нужна была Победа. Нужна как
можно скорее. И кто знает, — думал я, — быть может, от меня, от того, будет ли моя сегодняшняя атака
удачной, зависит, вернется ли домой муж молодки, помахавшей нам вслед белой косынкой, когда
штурмовики пошли на взлет...
...Высота тысяча сто метров. Первая пара ведущей шестерки перестраивается в правый пеленг. Все
выполняют тот же маневр. Значит, — до цели близко.
Вот уже первая шестерка устремилась в атаку. За ней — вторая. Вокруг самолетов рвутся снаряды.
Гулко застучало сердце. Еще несколько секунд — и я тоже атакую цель. Внизу, если продлить взглядом
линию пикирования второй шестерки, видны солнечные «зайчики». Так и есть: вражеские самолеты...
Они стоят группками вокруг перелеска, окаймляющего желтую поляну.
Вслед за командиром ввожу и свою машину в пикирование. Ведущий наносит удар реактивными
снарядами. Я тоже нажимаю кнопку «РС». Через две-три секунды вражеские самолеты исчезают в темно-
серых облачках взрывов.
Внимательно слежу за ведущим. Он выводит самолет из пикирования, тут же открываются люки его
«ильюшина», [42] и из самолета темными каплями падают бомбы. Я дважды нажимаю кнопку сброса
бомб, и мой штурмовик, слегка подпрыгивая, тоже освобождается от бомбового груза.
После этого выполняем левый разворот и, набрав высоту, уходим. Смотрю вниз: над стоянками
вражеских самолетов клубится дым, сквозь который просвечивают оранжевые языки пламени. Сомнений
нет: после наших эрэсов и бомб от фашистского аэродрома осталось только название.
Занимаю свое место в боевом порядке. Первые две шестерки еще раз заходят на цель. Тут и там
вспыхивают разрывы: это открыли огонь вражеские зенитки, прикрывающие аэродром. Вот и мы
проносимся сквозь гущу серо-черных «шапок». В кабине запахло пороховой гарью.
Командир длинными очередями ведет огонь из пушек и пулеметов. Я делаю то же самое — и ритмичная