установились очень хорошие взаимоотношения. Мне с ней было легко и весело. Встретившись на днях с
Катюшей, я набрался смелости и спросил:
— Как ты относишься ко мне?
Она засмеялась:
— Хорошо отношусь! — и в глазах ее засияли лукавые огоньки. Потом Катя задумалась, помолчала
немного и сказала:
— Я вижу в тебе настоящего товарища, верного друга. Мне нравится твоя искренность,
доброжелательность, чистота. С тобой я могу поделиться мыслями, рассказать о своих горестях и
радостях...
Милая, родная Катюша! Да ведь и я не ошибся в тебе, сердцем понял, какое это счастье, что встретилась
мне именно ты!..
Так думал я, шагая с Малюком по едва сереющей в темноте дороге. Вскоре она привела нас в небольшое
село. В окнах было темно. Где-то на другом конце глухо лаяла собака. Казалось, люди в домах не спят, а, притаившись, тревожно глядят из окон в темноту ночи и задают себе один и тот же вопрос: какие же
новые испытания ждут их завтра. [92]
Мы постучались в один из ближайших домов. Дверь отворилась, и в темном проеме показалась
повязанная платком женщина.
— Добрый вечер, хозяюшка! Нельзя ли у вас переночевать?
— Заходьте в хату, заходьте! — радушно сказала женщина.
В хате топилась печь, и в отсвете огня мы увидели трех малышей, сидевших в углу на лавке и с тревогой
глядевших на нас.
Я повернулся к хозяйке:
— Так мы, может, к кому-нибудь из соседей зайдем, чтобы вас не стеснять?
— Та яке там стеснение! Всим мисця выстачить. Вы, хлопци, роздягайтесь та до столу сидайте, зараз
будем вечерять!..
Хозяйка поставила на стол крынку молока, две чашки, принесла хлеба. Ребятишки осмелели, подсели
поближе и стали расспрашивать нас о самолетах.
— Дядечко! — спросил меня младший. — А нимци бильше не прийдуть сюды?
— Нет, не придут. Никогда! — ответил я.
Женщина стояла у печки и вытирала слезы. И незачем было расспрашивать ее о причинах затаенной
боли. Для меня она была сейчас олицетворением всех наших женщин — матерей и сестер, принявших на
свои плечи тяжкую ношу войны.
Пока мы утоляли голод, пока беседовали с ребятней, хозяйка принесла соломы, накрыла ее рядном, положила две цветастые подушки.
Мы спали крепким сном усталых путников. А чуть свет снова собрались в дорогу. Хозяйка дала нам по
чашке молока и по куску ржаного хлеба. Малюк стал отказываться: мол, скоро будем на месте — там и
позавтракаем. Мы не хотели, не могли отнимать у детей последний кусок. Но хозяйка настояла — и мы
уступили: эта добрая, отзывчивая, немало настрадавшаяся женщина благодарила в нашем лице всю
Армию за ее высочайший подвиг. Проводив нас до околицы, она рассказала, как идти дальше, пожелала