Между ними шасси проходит свободно. Отклонение на метр-два приведет к аварии. В воздухе шасси не
убирать: с выпущенными колесами идем на свой аэродром... По самолетам!
Подаю команду на взлет Охтину. Мотор взревел, и штурмовик покатился по полосе. С каждой секундой
скорость разбега нарастает. Уже и хвост поднят. Воронки ближе, ближе. «Проскочил!» — вздохнул я.
Штурмовики один за другим бегут по бетонке, искусно преодолевают опасный участок и взлетают. Иду
на взлет и я. Курс — на наш аэродром.
А погода нисколько не улучшается. Густая мгла застилает землю. Тяжелые облака низко плывут над ней.
[99]
Двадцатая минута полета. Аэродром должен быть под нами. Но как это уточнить? Обойти облачность
нельзя, слишком мало горючего в запасе.
И вдруг, словно по заказу, облачность расступилась, и в «окно» я увидел землю. Под крыльями был
родной аэродром! Узнаю полосу, стоянки, штабную землянку, капониры.
— «Коршуны», за мной! С ходу — на посадку! Будьте внимательны!
...Итак, мы — дома! Не успел проинформировать механика о работе материальной части в воздухе —
подъехала автомашина. Из нее выпрыгнули Ляховский, Кривошлык и капитан Клубов.
— С боевой задачей вы справились отлично! — сказал командир. — Мы уже было забеспокоились. Ну, вы просто суворовец! (Это было его любимое выражение). В такую погоду отыскать цель... Поздравляю с
первым успешным руководством группой!
* * *
— Как долго ты летал! — тихо произнесла Катюша, когда я зашел на КП. — Глаза устали смотреть в
небо... Как долго ты не возвращался!..
Взял ее теплую руку, прижал к своей груди. Как хорошо, когда на свете есть человек, который так ждет
тебя. Все пережитое за день сразу ушло на второй план. Исчезла усталость. Я видел только ясные
девичьи глаза и ощущал у своего сердца трепетное тепло маленькой руки.
А вечером мы снова долго ходили, мечтали, не замечая, как мчится время. Уже давно пора было
отдыхать, но как не хотелось расставаться с Катюшей!..
И вдруг, словно бы из-под земли, рядом выросла фигура:
— Ты еще не спишь, дочка?
Я узнал голос капитана Клубова.
Катя торопливо отвечала:
— Иду, отец, иду! — и, сжав мои пальцы, умчалась.
— Я думал, Недбайло, что после такого трудного дня вы уже седьмой сон видите...
Мы шли рядом. Я молчал.
У дверей общежития остановились, чтобы пожелать друг другу спокойной ночи. [100]
— Вот что, Недбайло! Вы мою «дочь» не обижайте. В противном случае вам придется иметь дело со
мной! — с напускной строгостью произнес Клубов.
— Как же можно ее обидеть! — ответил я. — Мы с Катей просто хорошие друзья. Того, кто ее обидит, я