И вот повторилась с ним история Иова. Случился пожар, падеж скота, жена и дети умерли от эпидемии, и остался мужик нищим и одиноким.
168
И пошел мужик к попу и говорит ему: "Батюшка, я богом недоволен. Жил я праведной жизнью, жертвовал на церковь, ходил к обедне, и вот я наказан. За что?"
-- Приходи ко мне в церковь после вечерни, -- сказал поп, -- я скажу тебе тогда, что делать.
И вот пришел мужик после вечерни в церковь, и поп велел ему остаться в церкви всю ночь -- и молиться иконам.
Остался мужик в церкви один, кругом темно. Только на паперти перед иконой мигает восковая свечка. Мужик стал на колена и начал молиться. Промолился всю ночь. Последняя свечка догорела и погасла, а мужик все молится --и так до рассвета, до восхода солнца.
Когда в церкви стало светло, мужик встал на ноги и подошел к иконе вплотную. Видит, доска, а на доске нарисована картина. Пощупал -- доска. Ковырнул краску ногтем, под краской дерево. Посмотрел на иконостас-- везде те же крашеные доски.
В это время щелкнул дверной замок, и вошел поп.
-- Ну что, помолился, раскаялся?
-- Нет, батюшка, не раскаялся. Не нашел я тут бога, не бог это, а доски размалеванные.
-- Ах ты, кощунственник этакий, -- закричал на него поп, -- уходи вон отсюда да не показывайся мне на глаза, а то полиции донесу, и будешь ты в остроге сидеть.
Ушел мужик из церкви и пошел куда глаза глядят...
Увлечение отца православной церковью длилось, насколько я помню, около полутора года.
Я помню тот недолгий период его жизни, когда каждый праздник он ходил к обедне, строго соблюдал все посты и умилялся словам некоторых действительно хороших молитв.
С этого времени мы всё чаще и чаще стали слышать от него разговоры о религии.
Кто бы ни приехал в Ясную Поляну, тульский ли губернатор Ушаков, редстокист ли граф Бобринский>5, Страхов, Фет, Раевский, Петр Федорович Самарин, Урусов -- все равно, -- разговор непременно переходил на религиозные темы, и подымались нескончаемые споры, в которых отец часто бывал резок и неприятен. Вместе с папа стали богомольнее и мы.
169
Раньше мы постились только на первой и последней неделе великого поста, а теперь, с 1877 года, мы стали поститься все посты сплошь и ревностно соблюдали все церковные службы.
Летом, успенским постом, мы говели.
Я помню, как возили нас в церковь на катках (линейке), и мы все были тогда в повышенном религиозном настроении: вспоминали грехи и торжественно готовились к исповеди.
В этот год лето было дождливое и грибное.
По дороге в церковь, по большаку, росло необычайно много шампиньонов, и мы останавливались, набирали их в шляпы и привозили домой.