Ближе всего и по возрасту и по духу я сходился с сестрой Таней. Она на полтора года старше меня,
89
черноглазая, бойкая и выдумчивая. С ней всегда весело, и мы понимаем друг друга с полуслова.
Мы знаем с ней такие вещи, которых, кроме нас, никто понять не может.
Мы любили бегать по зале вокруг обеденного стола. Ударишь ее по плечу и бежишь от нее изо всех сил в другую сторону.
-- Я последний, я последний.
Она догоняет, шлепает меня и убегает опять.
-- Я последняя, я последняя.
Раз я ее догнал, только размахнулся, чтобы стукнуть-- она остановилась сразу лицом ко мне, замахала ручонками перед собой, стала подпрыгивать на одном месте и приговаривать: "А это сова, а это сова".
Я, конечно, понял, что если "это сова", то ее трогать уж нельзя, с тех пор это так и осталось навсегда. Когда говорят: "А это сова", -- значит, трогать нельзя.
Сережа, конечно, этого не мог бы понять. Он начал бы долго расспрашивать и рассуждать, почему нельзя трогать сову, и решил бы, что это совсем неостроумно. А я понял сразу, что это даже очень умно, и Таня знала, что я ее пойму. Поэтому только она так и сделала.
Нас с Таней понимал как следует только один папа, и то не всегда. У него были свои очень хорошие штуки, и кое-чему он нас научил.
Была, например, у него "Нумидийская конница".
Бывало, сидим мы все в зале, только что уехали скучные гости --все притихли,--вдруг папа соскакивает со стула, подымает кверху одну руку и стремглав бежит галопом вприпрыжку вокруг стола. Мы все летим за ним и так же, как он, подпрыгиваем и машем руками.
Обежим вокруг комнаты несколько раз и, запыхавшись, садимся опять на свои места совсем в другом настроении, оживленные и веселые. Во многих случаях Нумидийская конница действовала очень хорошо. После нее забывались всякие ссоры и обиды и страшно скоро высыхали слезы.
Хороши были тоже некоторые шуточные стихи, которые мы в детстве слышали от отца.
Не знаю, откуда он их взял, но помню только, что нас они забавляли страшно.
90
Вот они;
Die angenehme Winterzeit>*
Ist очень карашо,
Beiweilen wird's ein wenig kalt>**,
Небось будет тепло.
Auch wenn man noch nach Hause kommt,
Da steht der Punsch bereit;
Ist das nicht очень карашо
An kalter Winterzeit!>***
Другое стихотворение, произносимое тоже на ломаном немецком языке, читалось так:
"Тохтор, тохтор Huppenthal,
Как тэбэ менэ не жаль.
Ты мнэ с голоду морришь,
Трубку курить не велишь".
"Паастой, паастой, паастой..."
Эти стихи пускались в ход в разных случаях жизни и отлично действовали, когда иногда, ни с того ни с сего у кого-нибудь из нас бывали "глаза на мокром месте".