Мои воспоминания (Толстой) - страница 48

   В этот же период нашего детства мы увлекались чтением Жюля Верна.

   Папа привозил эти книги из Москвы, и каждый вечер мы собирались, и он читал нам вслух "Детей капитана Гранта", "80 000 верст под водою", "Путешествие на луну", "Три русских и три англичанина" и, наконец, "Путешествие вокруг света в 80 дней".

   Этот последний роман был без иллюстраций. Тогда папа начал нам иллюстрировать его сам.

   Каждый день он приготовлял к вечеру подходящие рисунки пером, и они были настолько интересны, что нравились нам гораздо больше, чем те иллюстрации, которые были в остальных книгах.

   Я как сейчас помню один из рисунков, где изображена какая-то буддийская богиня с несколькими головами, украшенными змеями, фантастичная и страшная.

   Отец совсем не умел рисовать, а все-таки выходило хорошо, и мы все были страшно довольны.


   * Приятное зимнее время.

   ** порой становится немного холодновато.

   *** Когда приходишь домой, уж пунш стоит готовый; разве это не ... в холодную зимнюю пору! (нем.)


   Мы с нетерпением ждали вечера и все кучей лезли к нему через круглый стол, когда, дойдя до места, которое он иллюстрировал, он прерывал чтение и вытаскивал из-под книги свою картинку>1. После Жюля Верна, уже при французе Nief'e, нам читали "Les trois Mousquetaires" Дюма, и папа сам вычеркивал те места, которые нельзя было слушать детям.

   Нас интересовали эти запретные страницы, в которых говорилось о любовных интригах героев, нам хотелось их прочесть тайком, но мы этого делать не решались.


----------------


   Выше я упомянул про нашу любимую англичанку Ханну.

   После нее у нас жила краснощекая молоденькая Дора, потом Emily, Carry, и последняя англичанка ушла уже тогда, когда выросли мои младшие братья, Андрей и Михаил.

   При нас, мальчиках, когда мы стали подрастать, первое время, как я говорил выше, жил немец, дядька Федор Федорович Кауфман.

   Не могу сказать, чтобы мы его любили.

   Единственная его хорошая черта была разве та, что он был страстный охотник.

   По утрам он резко сдергивал с нас одеяло и кричал: "Auf, Kinder, auf">*,-- а днем мучил немецкой каллиграфией.

   У него были гладко причесанные густые темные волосы.

   Раз ночью я проснулся и увидал сквозь сон, что Федор Федорович сидит с голой, как арбуз, головой и бреется. Я испугался, а он сердито велел мне отвернуться и спать.

   Утром я не знал, видел ли я сон, или это было на яву.

   Оказалось, что Федор Федорович носил парик и тщательно это скрывал.

   После Федора Федоровича к нам поступил на несколько лет швейцарец m-r Rey, и уже после него