«Наша власть должна быть страшной», — это воззвание к соратникам по борьбе принадлежит самому Степану Бандере.
По пути в Киев я своими глазами видела и другие «художества» нахтигальцев. В одном небольшом городке ствол каждого дерева в старой аллее они «украсили» трупом еврейского ребёнка и назвали её «дорогой к самостийной Украине».
Осенью вермахт отозвал батальон «Нахтигаль» обратно во Львов, а потом направил в Германию на семимесячные курсы для повышения квалификации, где его объединили с ещё одним отрядом националистов — «Роланд», а в конце марта 1942 года в составе 201‑го охранного батальона перебросили в Белоруссию для борьбы с партизанами.
За девять месяцев пребывания там «Украинский легион» уничтожил более 2000 советских партизан. Деятельность батальона Шухевича была высоко оценена немецким командованием. Летом 1942 года в письме к митрополиту Андрею Шептицкому он хвалится: «Ваша святейшая эксцеленция, у нас дела идут хорошо, немцы удовлетворены нашей работой».
Почему я так подробно рассказываю об этом батальоне? Я долго запрашивала всевозможные архивы, собирала газетные вырезки. Потому что на руках этих палачей кровь моего родного отца. Не прощу. Никогда!
Полмесяца нашего чердачного заточения перечеркнули все наши планы догнать Красную Армию. Наступление гитлеровцев развивалось столь стремительно, что когда мы, наконец, выбрались из Львова, то оказались уже в глубоком немецком тылу. Спасти двух евреек в Галиции тогда могло только чудо.
Под Станиславом на хуторе нас приютила сердобольная польская старушка, её сыновей с жёнами и детьми забрали в НКВД и сослали в далёкий Казахстан. Она думала, что всё, никого больше из родных в живых не осталось. Но перед самым началом войны из Семипалатинска пришло письмо от младшего сына, сообщившего, что было тяжело, зимой сильно болели и голодали, но, слава Богу, все живы и постепенно осваиваются на новом месте.
— Вы верьте и молитесь Богу. Пускай у вас — он свой, но обязательно поможет и защитит. Главное — верить, — наставляла она нас на прощание.
Мы прожили у неё больше месяца, помогали по хозяйству: поливали и собирали овощи, вязали снопы, я даже научилась доить корову. Если бы местные полицаи не проявили к нам интерес, мы бы никуда оттуда не ушли. А так, оставалась одна дорога — на Киев.
На обочине нас подобрала немецкая легковая машина, в ней ехали два молодых штабных офицера. Конечным пунктом их поездки оказался как раз Киев. Фашисты к тому времени успели захватить и украинскую столицу. Нас с мамой спасло знание немецкого языка, интеллигентная внешность и женская красота. Офицеры оказались людьми образованными: один — доцент университета, другой — инженер. Они не были фанатиками учения Адольфа Гитлера о чистоте арийской нации, поэтому не стали сдавать нас в гестапо, но каждую ночь, пока мы добирались до Киева, пользовались нами как женщинами. Так в шестнадцать лет я потеряла девственность на глазах у собственной матери. Зато осталась живой. Потом-то я поняла, что те двое воспитанных арийцев просто решили скрасить себе путешествие. В их планы не входило наше спасение, наоборот, они прекрасно были осведомлены, что никуда от гестапо на оккупированной территории нам не деться, а брать грех на свои души не хотели.