Тётя Сара встретила нас радушно. Долго плакала, узнав о гибели родного брата, а потом успокоилась, резонно заметив, что от судьбы никуда не деться. Её муж — дядя Иосиф — служил в Красной Армии, поэтому она сама со дня на день ожидала, что за ней придут немцы или полицаи. А тут ещё мы из Львова. К тому времени в городе начались поджоги немецких административных зданий. Поговаривали, что это дело рук партизан. Мы старались установить связь с ними, чтобы уйти в леса. Но не успели.
В конце сентября в Киеве ещё лето. В садах, огородах, на полях вызрел урожай. Люди заняты заготовками на зиму, им не до политики. И вдруг по радио два дня подряд самые уважаемые в городе раввины поочерёдно выступают с обращением к еврейскому населению: «После санобработки все евреи и их дети как элитная нация будут переправлены в безопасные места…». 29 сентября к 8 часам утра все евреи должны были явиться на угол Мельниковой и Доктеривской улиц (к кладбищам) с документами, деньгами, ценными и тёплыми вещами, а также бельём. За невыполнение приказа полагался расстрел. По городу была расклеена масса таких объявлений. Дворники говорили о переписи и переселении евреев в Палестину.
— А может, нас и впрямь повезут в Палестину? — надеялась наивная тётя Сара, собирая своего пятилетнего сынишку. — Но зачем же тогда тёплые вещи? Неужели там так холодно зимой? Вот дура, нам же придётся плыть по морю, а там — холодный ветер. Лёва, шерстяной шарф не забудь, что бабушка тебе вязала! А то простудишься на теплоходе.
— Боюсь, что наша Палестина находится в овраге за ближним кладбищем, — тихо прошептала мама, на себе испытавшая милосердие нацистов.
За ночь погода испортилась. Похолодало. Задул сильный ветер, предвещая осенние дожди. Длинная колонна евреев выстроилась у входа в пропускной пункт. В толпе в основном были старики, женщины и дети, мужчины же воевали на фронте. Периодически ворота из колючей проволоки открывались, и внутрь украинские полицаи впускали 30–40 человек. Было уже далеко за полдень, когда зашла наша партия. Вначале нас погнали за канцелярию, и когда мы скрылись из вида людей, оставшихся снаружи, полицаи направили нас к ряду столов. В месте, где складывали драгоценности, нам пришлось задержаться. С какой жадностью смотрели полицаи на папины драгоценности, когда мама высыпала на стол содержимое саквояжа! Но их замешательство прошло быстро, и нас, угрожая палками, погнали к другим столам. В одном месте мы сняли свои пальто и бросили в большую кучу, в другом — обувь, в третьем — платья, в четвёртом — нижнее бельё. Не прошло и минуты, как мы оказались абсолютно голыми. Мама стыдливо закрыла одной рукой промежность, а другой — грудь. Я последовала её примеру и только потом обратила внимание, что все остальные женщины поступали также. Мужчинам было проще, они прикрывали только гениталии.