Ужасно хотелось есть, но Круглый не мог потратить ни единой драгоценной минуты: на ходу проглотив совершенно несъедобный гамбургер, заливая шипучей кока-колой, Виталий сверил маршрут по карте с указаниями навигатора. По его расчётам он должен был опередить прибытие поезда примерно минут на десять — пятнадцать. Он даже мысли не допускал что будет, если по каким-то причинам, несговорчивая проводница откажется узнавать в запыхавшейся пожилой женщине пассажирку, потерявшую документы, удостоверяющие личность, то ему удастся сделать внушение посредством элементарной взятки, против которой ещё не устоял ни один, не обременённый моральными принципами, государственный служитель…
* * *
Вот уже минут сорок Мария Геннадьевна, не меняя положения, сидела на диване, уставившись в наполовину зашторенное окно: руки на коленях, спина сгорбленная, взгляд потухший. Материнское сердце не могло смириться с потерей сына. Не верила она в то, что ее Виталька погиб, не верила и все тут, не смотря на улики, красноречиво доказывающие его смерть. Сердце сжалось у бедной матери, но не от боли потери, а от предчувствия беды, зависшей над ее сыном. Матери! Их не обманешь, не проведешь вокруг пальца: связанные на всю жизнь тонкими невидимыми ниточками со своими детьми они нутром, душой чувствуют любую опасность, грозящую единственному чаду, вот и здесь, выйдя из здания морга, Мария Геннадьевна не ощутила щемящей тоски, перехватывающей дыхание и парализующей разум, а напротив, приоткрыв простынь, в изнеможении закрыла глаза, возликовав: «не он, чужой!»
Майору Денисову и полковнику Белову, знакомому по визиту к ней домой, Мария Геннадьевна подтвердила гибель Виталия, даже разыграла немую сцену: упала в обморок, обмякнув на руках Павла Дмитриевича. Сердце подсказывало ей, что нужно скрыть от органов ФСБ факт инсценированной гибели сына. Понимала Мария Круглова, что Виталий устроил театрализованную постановку собственной смерти, тем самым надеясь, заметя следы, скрыться от правосудия, изменив внешность, документы и начав новую жизнь, если таковое возможно в обществе Смолина, от которого, собственно, и шли все беды. Еще в далеком детстве, когда маленький Виталик привел в дом своего нового друга, Мария Геннадьевна свято уверовала, что с приходом в их жизнь Леши Смолина и начнется череда невзгод, которая перечеркнет все надежды на светлое будущее в судьбе Виталия. Леша Смолин имел такое авторитарное влияние на ее сына, что Кругловай нередко становилось страшно за то, с каким восторгом ее сын подчинялся другу, признав в нем безоговорочного лидера.