Дневники (Мордвинов) - страница 3

Мордвинов был стойким строителем театра, верным соратником по искусству. Когда я вспоминаю о своей театральной студии, куда пришел двадцатичетырехлетний Мордвинов, вспоминаю о Ростовском театре имени Горького, перебираю в памяти спектакли, поставленные мной на сцене Театра имени Моссовета, я с новой силой ощущаю громадность вклада Мордвинова в общее дело всей нашей жизни. И я иногда думаю, не будь рядом с нами Мордвинова — кто знает? — быть может, не были бы преодолены препятствия, встававшие перед нами, не были бы пройдены испытания, выпавшие на нашу долю, не было бы сделано многое, очень многое из того, что нами сделано…

Свой незаурядный талант и силу своей веры в театр Мордвинов ощутил очень рано и сумел дать почувствовать это окружающим, хотя входил он в искусство трудно. Начинающего артиста «забраковали» в школе Театра имени Евг. Вахтаногова, отчислили «за профессиональную непригодность» после года обучения в Государственном техникуме сцены имени А. В. Луначарского (ныне ГИТИС). Мордвинов не отступил, не сдался. Он пришел поступать на Драматические курсы, которыми я тогда руководил.

Мордвинов появился в моей жизни в дни, когда я только-только начал организовывать студию. Мне тогда казалось, что это так просто — заново создать театр! Но после первых прямолинейных попыток собрать «труппу единомышленников» я понял: это совсем нелегко. И пришлось все начинать сначала — с создания школы, с воспитания учеников, чтобы уже с ними и исподволь, через ученичество и через студию, прийти к театру. Вот в эти дни становления студии и пришел ко мне Мордвинов.

Помню свои впечатления от первой встречи с ним осенью 1925 года на вступительном экзамене. Провинциальным и достаточно безвкусным был его репертуар. Мордвинов читал «К мечтателю» Пушкина, «Сумасшедшего» Апухтина, справедливо забытое ныне, а тогда очень популярное стихотворение Дм. Мережковского «Сакиа Муни», что-то еще в том же роде. Читал он плохо — с ложным пафосом, с нажимом и наивной жестикуляцией. Не будем посему строго судить вахтанговцев, отвергнувших молодого Мордвинова. Но в то же время от этого рослого красивого парня-волжанина (родом он был из маленького приволжского городка Ядрина) веяло такой размашистой силой и верой, вся его ладная фигура и открытое молодое лицо излучали такую природную мощь и полнокровие, что невозможно было не увлечься им, не угадать в нем искренность и темперамент будущего актера. Нельзя было пройти мимо Мордвинова.

Это ощущение окрепло у меня в разговоре, состоявшемся после экзамена. Я спросил Николая: