Немало таких экспериментов было проделано в начале артистической биографии Николая Дмитриевича — здесь и «фрачный герой» Мебиус из «Компаса» Газенклевера, и Дик Даджен из «Ученика дьявола» Шоу, и простак Аполлон Мурзавецкий из комедии Островского «Волки и овцы», и поручик Яровой из пьесы К. Тренева «Любовь Яровая», и многие другие. Но первой действительно большой удачей молодого актера, позволившей угадать его будущее, сделалась роль поручика Соболевского, сыгранная Мордвиновым в инсценировке рассказа Бориса Лавренева «Рассказ о простой вещи». Эта работа Мордвинова начинает список его побед, приносит ему имя талантливого актера остропсихологического плана и все возрастающего мастерства.
«Рассказ о простой вещи», подготовленный к 10-летию Октября, я ставил вместе с Хмелевым. Работа между нами была распределена так: мой общий замысел, решение декораций, у Николая Павловича — работа с актерами и режиссура в прямом педагогическом смысле слова. Вот почему справедливо считать, что своим первым большим успехом в роли Соболевского Мордвинов обязан прежде всего Хмелеву. Хмелев — артист огромного таланта и мастерства — заразил Мордвинова своим пониманием остроты, наполненности сценической выразительности.
Мордвинов создал образ, противоположный другим его созданиям, в которых всегда просвечивала личность самого актера. Он полностью перевоплотился в белогвардейского офицера, раскрыл, не прибегая к преувеличениям, к формальным приемам, человеконенавистническую, садистскую сущность своего героя, мрачную, злобную сосредоточенность человека, который единственную радость находит в убийствах и мучениях. И одновременно он сделал это с такой силой, с такой конденсированной ненавистью к врагу, что о мордвиновском Соболевском, ни на минуту не терявшем правдивости поведения, социальной и психологической конкретности, писали как о «легендарном вурдалаке».
В связи с этим значительным событием в артистической жизни Мордвинова вспоминается и другое: перед самой постановкой «Простой вещи» Мордвинов за две бессонные ночи переоборудовал и оснастил новой электротехникой примитивную сцену студии. Он взял на себя заботу об освещении сцены, до последней минуты что-то слаживал в проводке, что-то монтировал на пульте освещения, выбегая в зал посмотреть, все ли так, как нужно. Перед началом спектакля его усадили за столик в гримерной и спешно начали наводить аристократический лоск на его потрудившиеся, почерневшие руки. И Коля… заснул. Спящего я загримировал его. А потом он пошел на сцену — играл, а потом мчался к пульту освещения, передвигал вместе с другими участниками спектакля декорации, менял аксессуары, пел за сценой и снова шел играть…