– Батюшка, что это такое? – вне себя от возмущения, поскакала Свобода к отцу. – Ты пахать на нашей гостье вздумал?
А тот, снисходительно ухмыляясь, ответил:
– Это такая забава. Смилина не задаром пашет, а за уговор. Езжай себе, доченька, катайся.
Хороша забава – пахать на живых людях вместо скотины!.. Со сжавшимся сердцем Свобода наблюдала за работой гостьи. Солнышко пекло Смилине голову, мухи докучали, да и проголодалась она, наверное. Княжна решительно помчалась на кухню, где раздобыла комок свежего творога, калач, мёд и молоко. Крынку она закупорила поплотнее, чтоб не расплескать в дороге.
И снова синие яхонты глаз сверкнули, пронзив сердце. Сейчас они, правда, были слегка затуманены усталостью, а на густых чёрных бровях блестели, скатываясь со лба, капельки пота.
– Я тебе покушать принесла. – Свобода раскладывала на траве снедь, опять до мурашек заворожённая размерами белогорской гостьи.
– А водички нет? – Смилина, отдуваясь, разминала натёртые плечи.
Княжна, отправляясь на прогулку, всегда брала с собой воду в кожаном бурдюке – хватало и умыться, и напиться. Она проворно отцепила бурдюк от седла и протянула Смилине.
– Вот…
– В самый раз. – Та принялась стаскивать с себя пропотевшую рубашку. – Благодарствую. Ты умница.
Часть она выпила, а остатки вылила себе на шею и грудь, утёрлась платком. Расстелив рубашку на траве сушиться, Смилина уселась и принялась уплетать за обе щеки творог с калачом. Своего обнажённого туловища она нимало не стеснялась, а вот Свободе стоило больших усилий не пялиться на неё. При виде потёртостей на её плечах княжна ожесточённо сжала губы.
– Что за уговор, за который ты пашешь? – спросила девочка.
– Да угораздило меня уродиться такой большой. – Смилина откусила творог, потом калач, прихлебнула молоко. – Вот и захотелось твоему батюшке моей силы попытать. Кто, дескать, быстрее поле вспашет – я или шестеро холопов? А я ему условие поставила: вспашу, коли он тех мужиков на волю отпустит. На том и уговорились.
Свобода поднесла к её рту ложку мёда.
– Тяжко ведь тебе, – проговорила она. – А батюшка мой забавы любит – хоть хлебом его не корми.
– Непросто, – сдержанно кивнула Смилина. – Но, думаю, по силам. Пущай князь потешится – всё не впустую. Шестерыми свободными людьми на свете станет больше.
Она училась кузнечному делу и жила у Одинца. Глядя на её огромные руки, Свобода думала: «Ей и молота не надобно. Кулаком ударит – и готово». Сердце согрелось, точно к нему подгребли кучку дышащих жаром углей.
Подкрепившись и отдохнув, Смилина поднялась и натянула просохшую рубашку.