* * *
Сегодня придет Роберт, мой любовник. Секс необходим, он способствует здоровому сну. Никогда не разрешаю Роберту оставаться на ночь. Для него это один из моих капризов, которым он согласен потакать. Роберт очень сексуальный. Мне кажется, его заводит сама мысль, что он приходит ко мне именно для секса, а потом должен уйти. Перед уходом он никогда не моется, просто одевается и уходит. Говорит, что ему нравится ощущать на себе мой запах, когда он приходит домой.
Роберт – американец и недавно выучился на психоаналитика. Не могу представить себя в качестве его пациентки. Он слишком искренний. Любит нравиться людям и не сможет, по-моему, достичь той степени равнодушия, которая нужна выдающемуся специалисту. В профессию он пришел поздно. По его словам, возраст для психоаналитика – преимущество. Чем старше, тем лучше. Можно работать хоть в восемьдесят лет. Он и не представляет, как больно мне было это слышать. Кожа у него с оспинами, губы полные. В первую очередь замечаешь его глаза – карие, с густыми, как у ребенка, ресницами. Роберт всегда старается меня разговорить, хотя и не напрямую. Он редко задает прямые вопросы. Нет, он скажет, например: «Когда я упомянул о смерти своего отца, ты загрустила». И ждет, пока я нарушу повисшее в воздухе напряженное молчание. Ждет от меня откровений, а я молчу. В самом начале наших отношений, раздосадованный моей скрытностью, он спросил, не подвергалась ли я психоанализу.
– Нет, а что?
– Ты всегда слушаешь с таким видом, словно пытаешься интерпретировать мои слова.
– Все так делают. Отфильтровывают информацию, разве нет?
– Так делают люди, которые долго подвергались психоанализу и привыкли все интерпретировать, словно наши переживания – это код, и его нужно расшифровать.
– Никогда не ходила к психоаналитику.
Я сказала неправду. Когда моя депрессия стала невыносимой, я вышла на очень известного психоаналитика Арво Талвела. К нему записывались на два года вперед, и с улицы попасть на прием было нереально. Я ему написала в конфиденциальном порядке, объяснила свое положение, и он сразу согласился меня принять – позвал к себе в клинику в центре Хельсинки. Похоже, слава имеет некоторые преимущества. Когда я пришла, он открыл дверь и жестом пригласил меня войти. Лицо у него было умное и безжалостное. Серые глаза внимательно меня изучали.
– Пожалуйста, садитесь, Хейя.
Я оглядела комнату: большие красивые окна, книги от пола до потолка, дорогой ковер и кушетка, у изголовья – стул.
– Значит, вы не уложите меня на кушетку? – воинственно спросила я.