Другой снимок – поясной портрет, сделанный на телестудии. Фотограф целую вечность ставил свет, я получилась строгой и красивой – гламурное лицо финского канала новостей.
* * *
Последние два дня я болею. То погружаюсь в забытье, то выныриваю на поверхность. Сны мои ужасны. За мной приходит черная ворона. Огромная, заслоняет солнце. Крылья – черные рваные лохмотья, вместо головы – белая маска. А я – маленькая серая мышка, прячусь в траве, застыла на месте. Она замечает меня, пикирует и тянет ко мне когти. В растянутом рту – оскаленные зубы. Она хватает меня и поднимает в небо – маленькую, изломанную, истекающую кровью.
Я смотрю в огромное окно, за которым из-за туч прорывается солнце, и вспоминаю, что у нас с Маркусом назначена встреча в Дареме. Не помню, ни где мы встречаемся, ни когда. Поеду, буду ходить по собору, искать Маркуса. Как трудно, как тяжело бороться в одиночку. Но слышите, в соборе поют! Поют Баха. Таня поет. В соборе полно людей. На Тане длинное, до пола, бархатное платье королевского синего цвета. Из него выступают ее прекрасные плечи. Она разводит руки в стороны. Голос Тани наполняет своды собора. Я стою в боковом приделе, не свожу с нее глаз. Она исполняет кантату Баха «Mein Herze schwimmt im Blut» – «Мое сердце обливается кровью».
В соборе множество женщин в разноцветных платьях и мужчин в черном. Серьезные лица повернуты к Тане; все зачарованы ее голосом. Звучат последние слова кантаты, и воцаряется благоговейное молчание. Всем хочется хлопать, но в соборе нельзя. Таня коротко кланяется и уходит. Она замечает в приделе меня и направляется ко мне, раскрыв объятия. Лицо ее светится любовью. Я бегу навстречу и прячу лицо у нее на груди, прижимаюсь к надушенному мягкому бархату.
Август
Хейи уже три дня нет на работе, и она не звонила. Без нее мне гораздо легче. Я боюсь ее видеть. Не перешла ли я черту? Вдруг она на меня нажалуется? Мои сотрудники не должны знать, что у нас происходит, и мне придется разговаривать с ней, как ни в чем не бывало. Работать будет нелегко, и я бы рада вообще ее больше не видеть. Ее отсутствие означало, что я смогу нормально отвечать на расспросы по поводу отпуска, – да, прекрасно отдохнули, – не встречаясь с ее презрительным взглядом.
А Филип уехал с женой в Италию на три недели. Тоже облегчение.
Дома атмосфера ужасная, мы с Маркусом почти не разговариваем. Он допоздна сидит на работе. Удивительно, что я каждое утро встаю и иду на работу – с такой болью в душе, с неизлитой ненавистью. Мысленно я то и дело возвращаюсь к разговору с Хейей, только теперь победа за мной: я даю ей понять, что Маркус предпочел с ней расстаться и женился на мне, и ее слова этого не изменят. Потом вспоминаю ее намек, что Маркус женился только из-за моей беременности, он ответственный, и глаза у меня опять на мокром месте. «Беременность – незапланированная», – сказала она, а понимать надо: «Ты его вынудила». Я больше никогда не буду уверена в его чувствах.