– Бам-м!!!
Вот снова – колокол, на этот раз звук слышался уже совсем близко.
– Бам-м!!!
Часовенка! Небольшая, сложенная из серых бревен, она пряталась на самом краю кладбища, за черноталом и старой раскидистой ветлой. Рядом, у входа, был вкопан столб с перекладиной, на которой и висел небольшой колокол, попавший сюда бог весть какими путями. Быть может, с гуннами – с какого-нибудь разграбленного галльского или северо-италийского прихода, а может, и сами отлили – готские кузнецы славились своим искусством повсюду.
Около столба стоял высокий и худой человек в длинной сермяжной хламиде, с непокрытой головой. Стоял, что-то шептал про себя и звонил… Даже чужаков не увидел, пока Радомир, спешившись и приказав своим воинам ждать в отдалении, не подошел совсем близко:
– Здравствуй, отец Ингравд.
– Здравствуй, путник, – священник обернулся – все то же бритое лицо, разве что, куда как изможденнее, нежели во время их с князем последней встречи, а это было… ну, верно, года два назад. Сколько всего с тех пор случилось!
– Что здесь случилось, отче? Где все?
– Радомир-конунг, – наконец-то священник узнал собеседника, правда, не улыбнулся, а лишь скорбно покачал головой. – Кого ты хотел здесь найти, друг мой?
Князь пожал плечами:
– Кого-нибудь. Хукбольда-хевдинга, молодого Видибальда, Фреза… да многих.
– Иных уж нет… – благоговейно прошептав слова молитвы, отец Ингравд еще раз ударил в колокол и, обернувшись, кивнул. – Что ж, идем. Все они здесь, рядом.
– Рядом? – не сразу понял князь. Священник остановился перед свежей могилой:
– Вот – Хукбольд-хевдинг, славный молодой вождь. Он пережил многих, но все-таки умер. Вон, рядом с ним – Видибальд, Фрез… Кого еще показать тебе, конунг?
Князь невольно попятился:
– Что, все они – здесь?
– Смерть пришла почти разом. Явилась с заезжими гуннами. Они просили приюта, ехали уже из последних сил… Почти сразу и умерли. А затем стали умирать наши, – отец Ингравд горько усмехнулся. – Одного меня почему-то смерть не берет. Видать, Господь помогает.
– Да-а… жаль, что так все… жаль. Хильда будет расстроена.
– Она с тобой?
– Ждет на реке, со всеми. Мы-то надеялись здесь отдохнуть… Отдохнули.
– Да, – прищурил глаза священник, – Вам лучше уйти. Обойти далеко стороной это проклятое кемто место.
– Моя супруга… Хильда, верно, хотела бы с тобой поговорить… перекинуться словом.
– Рад буду увидеть ее.
– Я сейчас позову, съезжу…
В голубых, потемневших от горя глазах готской красавицы льдинками блестели слезы. Называется – навестила родные места. Хот, у Хильды всякого в детстве хватало: и хорошего, и плохого. Но это все-таки детство, юность ранняя, а человеческой памяти свойственно приукрашивать сей беззаботный период золотых грез. Беззаботный – конечно, относительно, тем более – в эту эпоху.