Конечно же, Мэл стянул с крючка самую большую махровую простыню. Закутавшись в нее с головой, я вывалилась из душевой кабинки.
— Ты вся дрожишь, — обнял он меня. — Что случилось?
— В-вода х-холодная, — пояснила я, заикаясь.
Мэл согревал до тех пор, пока меня не перестало колотить. Я могла простоять вечность, пригревшись в кольце его рук, и ноги не отвалились бы от усталости.
— Наверное, Севолод заждался. Сидит и ругается.
— Ни разу не слышал, чтобы он бранился, — хмыкнул Мелёшин.
Подняв голову, я встретилась с его глазами. Сейчас поцелует, — мелькнула мысль. А если не сделает этого, то сделаю я. Сглотнула, и горло отозвалось болью. Вот и проявились первые признаки обострения болезни.
Мэл уже потянулся, уже наклонил голову, когда я спросила:
— У вас в душе возможно вымыться?
— То есть? — отвлекся он.
— Меня то ветрилой с ног сдувает, то леденущей водой окатывает.
На лице Мэла расцвела ухмылка и тут же погасла под гневным взглядом. Отодвинув дверцу душевой, он потрогал бьющие сверху струи и покачал головой. Сунул руку и, дотянувшись до панели, повернул краник, не побоявшись, что сверху хлещет ледяная вода, и что рубашка намокла.
— Эвка, ну, ты даешь, — сказал с укоризной и завернул мокрый рукав. — Давай объясню.
Мэл показывал, для чего предназначены разные кнопки и рычажки, а я смотрела на смуглую руку с черными короткими волосками, напрягшимися мышцами и линией выступивших вен, и вспомнила совместное пробуждение. Чтобы скрыть смущение, сказала сварливо:
— Ладно, понятно. Иди, — и начала подталкивать лектора к выходу.
— Ну, уж нет. Подожду здесь, — выдал Мэл.
— Где «здесь»? — изумилась я.
Вместо объяснения он опустил бежевую крышку бежевого унитаза и уселся на нее.
— Неудобно, наверное, — растерялась я. — Ноги затекут.
— Вполне, — заверил Мэл. — Поспеши, а то слышу дядины шаги на лестнице.
Я метнулась в душевую кабину. Второй заход получился удачным: организм понежился под массирующими струями теплой воды вкупе с фруктовым ароматом мыльной пены. При правильном подходе душевая оказалась совершенством инженерной мысли, если учесть, что в голове не отложилось назначение половины кнопок и рычажков. У меня получилось высушить себя и кабинку. Чтобы завернуться, я просунула руку за полотенцем и не обнаружила его на полу — там, где бросила.
— Мэл! Дай, пожалуйста, полотенце!
— Зачем надрываешь горло? Голос совсем сядет, — ответил он неожиданно близко, за дверцей. — Высохла? Буду подавать вещи, а ты одевайся.
Я открыла рот, чтобы поблагодарить, но тут меня осенило, что поначалу в ход пойдет нижнее белье.