— Эва, выслушай меня, — начал Мелёшин обманчиво спокойным тоном.
— Не трогай, — промямлила я сипло и закрылась руками, сжавшись. — Не трогай, не трогай…
— Эва… — развел он мои ладони в стороны. — Я никогда не причиню тебе боль.
Он крепко обнял меня, отчего нос уткнулся в молнию на куртке Мэла. И вообще, дышалось некомфортно с учетом спертого воздуха и теплой одежды.
— К чему этот концерт? — пробурчала я невнятно, выразив недовольство на уровне его груди. — Иди, морочь голову другим.
Мелёшин освободил меня от объятий и заставил посмотреть ему в глаза.
— Гораздо лучше, когда вижу тебя, — сказал удовлетворенно. — То, что ты услышала в столовой — неправда.
— А я и не знала. Сами разбирайтесь в своем, семейном. Мне не до тебя.
— Зато мне до тебя. Севолод обязательно сообщит отцу. Поэтому пришлось говорить такое, о чем я никогда бы не сказал.
Я поглядела на Мелёшина, раздумывая. Он мог сразу завершить представление в столовой, заявив: «Ну вот, маски сняты. Незачем изображать того, кем на самом деле не являюсь» и быстренько распрощаться, потирая с облегчением руки. Однако Мэл предпочел зависнуть со мной в тесном пространстве лифта на невероятной высоте, чтобы втолковать, объяснить и оправдаться. На его лице была написана тревога, смешанная с беспокойством, и он боялся, что ему не поверят.
— Он тебя бьет? — осенило меня.
— Кто? Отец? — уточнил Мелёшин. — С чего ты взяла?
Хотел что-то добавить, но промолчал, взявшись мять мою ладошку.
— Не болит после agglutini[11]?
— Не знакома с таким заклинанием.
— Приклеивание, — пояснил Мэл и добавил со сдерживаемой яростью: — Я не подозревал о плане Севолода. Хотел, чтобы получилось правдоподобно.
Он подул на ладонь и погладил.
— Зачем? — спросила я.
— Что «зачем»?
— Зачем нужно, чтобы Севолод поверил?
— Он мой дядя и по-своему желает мне добра, — ответил с неохотой Мелёшин. — Также как и отец. Оба уверены, будто знают, что для меня лучше, и расписали мою жизнь на годы вперед. А я не собираюсь жить по их правилам, понимаешь?
— Понимаю, — не удержавшись, я провела рукой по темным жестким волосам.
— Спасибо, — сказал Мэл. — Поэтому Севолод и отец не должны нащупать мои уязвимые места и диктовать условия.
— К-какие места? — спросила я, заикаясь от испуга, представив, как к связанному Мэлу подходит его дядюшка с раскаленным утюгом и требует выдать тайну уязвимых мест. Впрочем, чему ужасаюсь? Мой отец недалеко ушел от родственников Мелёшина.
— Ну… какие угодно, — не стал он вдаваться в подробности.
— А зачем Севолод устроил подслушивание?
— Наверное, посчитал, что убил двух зайцев: узнал о моих намерениях и, самое главное, о них узнала ты. А твоя гордость не позволит примириться с тем, что тебя использовали, так?