Послушавшись, он поднялся наконец с моей конторки и позволил мне, полуприподняв, поставить его на пол. Исступление горя лишило его языка; свежесть слез отмочила кору горя. Память умерла в нем, по крайней мере, ее связная часть. — Я сделал это, — бормотал он, когда я вел его к двери, — я — сапожник из Иерусалима. Я вывел его на тротуар и при более сильном свете увидел, что лицо его иссушено, морщинисто и искажено печалью, которая не могла быть результатом одной лишь жизни. И вдруг в темном небе мы услышали резкий крик каких-то больших пролетающих птиц. Мой Вечный Жид поднял руку, наклонив при этом голову в сторону.
— Семь Свистунов, — сказал он, как бы представляя давнишних друзей.
— Дикие гуси, — ответил я, но признаюсь, что определить их число было выше моих сил.
— Они всюду следуют за мной, — сказал он. — Так было приказано! То, что вы слышите, — души семи евреев, помогавших при распятии. Иногда они бывают куликами, иногда гусями, но вы всегда увидите их летящими туда, куда я иду.
Я стоял, не зная, как распрощаться. Я посмотрел вниз по улице, переступил с ноги на ногу, снова оглянулся и почувствовал, что волосы мои становятся дыбом. Старик пропал. Вскоре волосы мои опустились, — я смутно видел, как он удалялся з потемках. Но шел он так быстро и беззвучно, походкой настолько не соответствующей его возрасту, что спокойствие мое было не совсем восстановлено, хотя я и не знал, почему. В тот вечер я был так безрассуден, что снял со своих скромных полок несколько покрытых пылью книг. Я тщетно искал «Hermippus Redivvus», и «Salathiel», и «Pepis Collection». А затем в книге, озаглавленной «Гражданин Мира», и в другой, вышедшей двести лет назад, я напал на то, что искал.
Майкоб Адер, действительно, посетил Париж в 1643 году и рассказал «Турецкому Шпиону» необыкновенную историю. Он претендовал на то, что он Вечный Жид, и что…
Тут я заснул, так как мои редакторские обязанности в этот день были не легки.
Судья Хувер был кандидатом «Трубы» в члены конгресса. Имея надобность переговорить с ним, я зашел к нему рано на следующий день. Мы пошли вместе в город по маленькой уличке, которой я не знал.
— Слыхали вы когда-нибудь о Майкобе Адере? — спросил я его, улыбаясь.
— Да, конечно, — ответил судья: — кстати, это напомнило мне о башмаках, находящихся у него в починке. Вот его лавчонка!
Судья Хувер зашел в грязную маленькую лавчонку. Я посмотрел на вывеску и увидел на ней надпись: «Майк О'Бадер, сапожный и башмачный мастер». Несколько диких гусей с резким криком пролетело в вышине. Я почесал за ухом и нахмурился, а затем вошел в лавку.