— Ложись… Я и не таких побеждал… Самого Иеса Педерсена… Ложись… — змеёй вползает в уши шёпот.
Что–то ты меня много уговариваешь. А ты вот возьми да положи. Что — выкусил? Ишь, какой барон нашёлся. Мы и не с такими на пристанях боролись. С крючниками, почище тебя. А ну!..
Обхватив Корду за пояс, Никита оторвал его от ковра. И, как они и предполагали с Ефимом Николаевичем, Корда, рассчитывая на свои десять пудов, постарался в этот момент накрыть Никиту, а Никита отпустил его, словно отказался от приёма, и когда Корда, не разгадав обмана, начал менять положение ног, чтобы стать на ковёр, Никита продолжил приём и бросил его на лопатки.
Огромная потная белая туша лежала несколько секунд неподвижно.
Потом Корда неуклюже поднялся и боком, нагнув бычью шею, озверев, пошёл на Никиту.
Но между ними уже стоял арбитр.
Под злым взглядом хозяина Корда отступил и, повернувшись, зашагал с манежа. И те, для кого он ещё час назад был кумиром, безжалостно его освистали.
Кто–то обнимал Никиту, целовал, поздравлял. Неистовствовала галёрка.
А он, уйдя в уборную, долго сидел там не шевелясь, держа в руках одежду. В тусклом исцарапанном зеркале виднелись его плечи в кровоподтёках и синяках, словно он был освежёван.
Больно было шевелиться.
Пахло пылью. Далеко, над головой, раздавался гул голосов. Тоненько жужжала муха.
За стеной перед кем–то оправдывался Корда.
Никита усмехнулся: «Что, брат? Сбили с тебя спесь? Не будешь в чужом городе как хозяин стоять… в цилиндре? То–то!»
Вбежал Коверзнев. Всплёскивая руками, воскликнул:
— Ох, что он сделал с тобой! Ну, ничего, — голос Коверзнева спустился до шёпота: — Сейчас, не предполагая того… за тебя… отомстят… Я узнал: его переедет автомобиль… Даст немножко вкось, и Корда с полгода… бороться… не сможет…
— Как переедет? — встрепенулся Никита.
— По договорённости… — прошептал Коверзнев. — Он кому — то… испортил дело… из–за него арбитр… потерял чуть ли не… два десятка тысяч…
Никита вскочил, воскликнув:
— Так его надо предупредить!
— Тише! Он рядом. Услышит.
Никита оттолкнул Коверзнева; пошатываясь, словно пьяный, пошёл к двери.
— Никита! Ты с ума сошёл?! Он тебя так изуродовал… Никогда не забывай о своих врагах!.. «Царь, помни про афинян!..» Персидский царь Дарий после поражения от афинян приказал своим слугам каждый день повторять: «Царь! Помни про афинян!» — говорил Коверзнев, топчась в дверях, дёргая Никиту за руки.
— Да что вы, Валерьян Палыч? Тут дело о жизни человека идёт, а вы о каком–то персидском царе…
— Никита!
— Ну что?
Коверзнев посмотрел на него восторженными глазами, воскликнул: