«Глуп и коварен, – вспомнились Тэмуджину слова Кокэчу. – Такой человек опасен больше всего…»
– Нет, мы отдадим их матерям, – сказал Тэмуджин и тронул коня вперед. – Больше такое мне не говори.
Бэктэр тут же изменился в лице, досадливо оскалив ровные белые зубы, резко натянул поводья и отстал от него, ненавидяще глядя ему вслед.
Прошло восемь месяцев с той поры, когда кият-борджигинские нойоны разъехались из своего общего куреня на Ононе, но до сих пор они ни разу не собирались вместе. Только однажды, во время зимней облавной охоты, Хутугта и Даритай виделись с детьми Хутулы, да и то поговорить им оказалось не о чем: все вместе попали под пяту к Таргудаю, так чего же тут обсуждать, понятно все и без разговоров. Лишь как-то глубокой ночью, когда нойоны племени пировали после удачной облавы и все были пьяны, они сошлись вместе на соседней поляне и наскоро разложили отдельный костер. Побрызгали общим предкам, выпили по чаше архи и поскорее разошлись, чтобы не привлекать внимания наушников подозрительного Таргудая.
Бури Бухэ и Ехэ Цэрэн – те, отдалившись от всех где-то на севере, то ли на Шэлгэ, то ли на Ингоде, не подавали о себе вестей.
Хутугта и Даритай зиму провели на реке Улзе, куда указал им Таргудай, попали под сильные снегопады и к весне потеряли часть скота. Потери были и в людях: многие их пастухи, ранее получавшие у них кров и пищу, теперь же, видя, как они ослабли, без боязни уходили к тайчиутам и даже к менее знатным оронарам и бесудам, кочевавшим к востоку от них.
Проведя короткую весну на озере Цагаан, Хутугта и Даритай на лето откочевали на реку Балж, подальше от Таргудая.
Болезнь Хутугты, донимавшая его еще с прошлого лета, к весне резко усилилась, а к началу нового лета он, иссохший и ослабевший, окончательно уверился в том, что недолго спустя предстоит ему отправиться вслед за Тодоеном и Есугеем. Он сразу отрешился от земных дел, за которые до этого еще цеплялся, надеясь выжить, и теперь единственной его заботой была скорая встреча с предками и ответ перед ними за то, что случилось в последнее время в их роду. Как бы там ни было, выходило, что сейчас именно он, старший из оставшихся на земле киятов, был в ответе за все: за разлад среди братьев, за то, что не сохранили общий курень и за то, что бросили семью Есугея… Изо дня в день перебирая в мыслях свои будущие ответы там, на небесном суде, Хутугта все больше вдавался в суть происходившего в племени за последний год, делая безрадостные для себя выводы. С тяжелыми предчувствиями он думал и о неизбежной встрече с Есугеем, его расспросах о своих домочадцах.