– Так ведь получается, парень прав, – недоуменно развел руками задававший вопрос старейшина. – За что же мы должны его наказывать?
Другие старейшины лишь покачали седыми головами, будто соглашаясь с ним, но голоса свои не подавали, выжидая. Нойоны, угнув головы, не глядя друг на друга, промолчали тоже. Как истуканы замерли дети Хутулы – Тэмуджин пристально смотрел на них, ждал, когда они посмотрят на него.
– Да что же вы это говорите нам, уважаемый Тороголжин-убэгэн? – Таргудай, снова забирая дело в свои руки и уже не уступая его никому, бесцеремонно обратился к старейшине. – Что же это будет, если у нас в каждом айле будут убивать друг друга?.. Да если мы это дело так оставим, через год и без войны половины воинов в племени не досчитаемся. Имея на плечах седую голову, надо ведь и думать, к чему вы тянете народ…
«Он тоже приготовил свои слова, – думал Тэмуджин, внимательно и тревожно вслушиваясь в них. И глядя по лицам нойонов и старейшин, он понял, что Таргудай их заставит склониться на свою сторону: те явно побаивались его. – Будь здесь дед Тодоен, он бы показал этому Таргудаю… Но таких здесь нет…»
Суд признал его виновным. Под едва прикрытые окрики Таргудая все сошлись на том, что он опасен для своих братьев, и присудили его к ношению канги, чтобы не смог убежать, и к тяжелой работе вместе с рабами, чтобы не зазнавался.
– До тех пор, пока не одумается и не повинится перед нами, – сказал Таргудай свое последнее слово.
Нойоны и старейшины скоро разъехались, а через короткое время двое пожилых нукеров повели Тэмуджина в кузню. Их провожала толпа тайчиутских мальчишек, сбежавшихся посмотреть «на взбесившегося сына покойного Есугея-багатура». Идя следом, они смотрели на Тэмуджина будто на пойманного зверя, со счастливыми улыбками на лицах следили за каждым его движением, пересказывали друг другу то, что слышали о нем от взрослых. Тэмуджин шел и делал вид, будто не видит их.
Черный от копоти, въевшейся в жирную потную кожу лица и рук, похожий на старого взъерошенного медведя кузнец подобрал из пыльного хлама в углу своей землянки кангу и надел ему на шею – тяжелую с непривычки – скрепил железные обручи на концах, сильно ударяя молотом по штырям; удары его больно отдавались в плечах Тэмуджина. И тут же повели его обратно.
Таргудай поджидал его, стоя у своей коновязи, заложив руки за спину. Нукеры молча подвели Тэмуджина к нему.
Толпа подростков, с шумом сопровождавшая их до кузницы и обратно, завидев нойона, не решилась приближаться к нему, осталась где-то за юртами. «Боятся даже на глаза ему показаться, значит, злым нойоном слывет…» – мимолетно подумал Тэмуджин, подходя к коновязи.