И с этими словами Мария Михайловна проводила своего гостя до входной двери и захлопнула её у него за спиной.
Он вышел на улицу. Смеркалось. Поднималась метель. Странный вой почудился ему, — злобный, глухой, неистовый…
«В самом деле воет кто-то или это только кажется мне?» — подумал мальчик и прижал руку к груди. Там, у самого сердца лежал сложенный вчетверо листочек бумаги.
— Ты чего, в самом деле боишься, что ли? — нахмурился Никита. — Кончай дурью маяться! — велел он себе.
И едва не бегом кинулся к остановке.
На его счастье, Ева ещё не уехала. Кроме нее, ещё несколько человек поджидали трамвай на остановке. Возле её ног притулился кот, который здесь, на улице, казался существом вполне мирным и безобидным.
Никита притаился за углом каменной стены, проходящей вдоль их переулка, — за ней скрывались какие-то ветхие заводские строения, склады… Однако, он вполне мог и не прятаться — так пуржило, что Ева не разглядела бы его, даже подойди он к ней совсем близко…
Наконец, вдали показался грохочущий трамвайчик, весь озаренный светом. Он похож был на движущийся среди бури и мглы ковчег. Двери раскрылись люди устремились внутрь… Ева, подхватив кота на руки, взошла с передней площадки. Никита забрался с задней и спрятался за широкой спиной мужика, который стоял, широко расставив ноги и держал перед собой пушистую елку, обвязанную веревкой. Изредка, когда елочка покалывала ему лицо, он негромко и любовно поругивался. Блаженная улыбка блуждала по его широкому рябому лицу. Мужик был пьян.
Как и говорила Мария Михайловна, Ева сошла через остановку. Никита спрыгнул за ней. По счастью она не оглядывалась, а настойчиво шла вперед, несмотря на бьющую наотмашь метель, которая больно секла лицо. Выйдя на набережную, она некоторое время двигалась вперед против встречного движения машин, а потом, выждав, когда в их сплошном потоке образовалась брешь, скользнула в неё и перебежала дорогу.
Когда Никите удалось повторить её маневр, она была уже на мосту, что выгибался плавной дугой над Яузой. И в тоненьком её силуэте, вознесенном над городом, над рекой в свете вечерних огней, средь мелькающих снежных хлопьев, было что-то нереальное, сказочное… как будто город заснул, и ему снился сон… сон о маленькой эльфийской царевне, которая ждет жениха.
На другом берегу она снова перебежала дорогу, проскочив в просвет бесконечной вереницы машин. Кот по-прежнему восседал у неё на руках.
— Вот гад! — процедил сквозь зубы Никита. — Это точно — он как-то действует на нее. Может, этот кот заколдован? Или он оборотень? Слышь, Кит, — разозлился он на самого себя, — кончай дурака валять! Ты это… правильно Женька сказала — совсем поехал! Да-а-а, теперь-то я понимаю этого Шарикова из Булгаковского «Собачьего сердца»! Как он там говорил: котов душили, душили… душили, душили… Вот и я бы этого кажется придушил!