Левшин быстрым спорым шагом, утопая чуть ли не по колено в снегу, подвигался к откосу, на котором, забранная в стеклянный короб, стояла знаменитая майоликовая скамья Врубеля. Женя с Никитой едва поспевали за ним.
И вот она! Полукруглая, с изогнутой спинкой, на которой сидели и поглядывали на вас сказочные птицы — Сирины, живущие в чудесной, но где-то все-таки существующей далекой стране… Майолика сияла переливами цвета зеленым, оранжевым, синим, — цветы на орнаменте улыбались, птицы таили улыбку. Они знали, — в отличие от нас, неразумных, — что тайное — рядом. И нужно только немножко очистить душу от суетности, чтобы поверить в себя и… шагнуть туда. По ту сторону. И заглянуть в тайную тайных реальности, которая есть не что иное как её естественная и органичная часть…
Ярое заходящее солнце било влет — краски засверкали, воспламенились, стали словно бы перетекать одна в другую… Скамья ожила. Она была теперь ковром-самолетом, способным перенести за пределы знакомого…
— Боже мой… — неслышно шепнула Женя, закрывая лицо ладонями.
— Ну, нагляделись? Пойдемте.
Левшин с радостью глядел на ребят. Нет, видно и молодое поколение не разучилось чувствовать — не зря он отдал своему делу столько сил… да, почитай, всю жизнь.
Уходить от этого сказочного места не хотелось, но быстро темнело, и Левшин увлек ребят за собой. Они миновали маленький местный магазинчик, куда заглянули и прикупили ещё кой чего из продуктов. А потом оказались в длинном двухэтажном строении из потемнелых бревен вроде барака, где, как видно, обитало множество семей.
— Вот тут я и живу! Ну, раздевайтесь, не стесняйтесь — будьте как дома.
Махонькая комнатушка. Стол, стул, креслице. Полки с книгами. Узенькая кровать. Одноконфорочная обгорелая видавшая виды плитка в проходике за занавеской… Жилище отшельника.
— Семья моя — в Москве, — пояснял Нил Алексеевич, быстро и ловко нарезая хлеб, открывая банки с консервами, доставая пластиковую коробочку с печеночным паштетом, который для него заготавливала жена.
— А как же… — Никита не выдержал. — Как же получается: ваша семья там, а вы — здесь?
— Вот так и получается, — смеялся Левшин. — Но я частенько к ним в город езжу.
От долгой поездки, морозного дыханья сочельника и всего увиденного у ребят проснулся зверский аппетит. Левшин открыл бутылку архиерейского кагора, налил себе рюмочку и понемногу плеснул своим юным гостям.
— Ну, милые вы мои, с Рождеством! Не положено, конечно, — разговляются православные только после заутрени, да и сам-то я почти не пью. Но раз такие гости у меня, и в любимый-то праздник…