Они выпили, закусили еще, и Нил Алексеевич утвердил на столе праздничную церковную свечечку — она была красного цвета. Зажег… и каким же теплом, каким покоем повеяло, точно не были они за тридевять земель от дома!
— Нил Алексеевич… — осмелел Никита и решился задать хозяину вопрос, который давно его волновал. — Я слышал… история была у вас с этой скамьей какая-то необыкновенная.
— Хм, с этой скамьей необыкновенных историй было превеликое множество. А та, что ты слышал… наверное, про то как я её впервые нашел.
— Да, да — она самая! — разгорелся Никита.
— Ну… было такое дело. Я приехал сюда совсем зеленым парнишкой помоложе был, чем вот вы сейчас. Дело было после войны — всюду разруха, запустение… Сад и окрестности сплошь поросли всякими сорняками, крапивой. И вот как-то угораздило меня залезть в эти заросли. И чего потянуло? Гляжу — а среди высоченной крапивы, в самой её гуще деревянный какой-то ящик стоит. Из досок сколоченный вроде короба. Ну, я, естественно, решил разведать, что в этом ящике. Пробираюсь потихонечку, крапиву осторожненько веткой раздвигаю… добрался. Поковырялся там, тут, смотрю: одна доска совсем хлипкая. Как говорится, едва-едва держится. Я её чуть наподдел — она и оторвалась. Другую ковырнул — та же история… И образовалась в ящике этом дыра, в которую такому мальцу как я, вполне можно было пролезть. А ящик-то прямо огромный — помню, меня ещё размеры его поразили. Ну, я туда… Влез. Озираюсь. Темно. И вдруг… Даже описать не могу — в этой тьме, в затхлом воздухе вдруг блеснуло что-то. Потом еще. Это луч солнца упал в дыру, которую я разломал. И в луче этом ожила и зацвела невиданная красота — блистанье красок! — переливчатых, ясных, — таких… в общем тогда я такого и не видал никогда, и объяснить бы не смог. Только вижу — чудо! Самое настоящее. Я потер рукавом кусочек, который изумрудом горел: смотрю навроде изразцов что-то. Только совсем особенное. И дальше такое, и все это сооружение в ящике — чудо это самое и есть! Я от восторга онемел сначала и даже не очень-то шевелился. Может, это меня и спасло. Потому что, вдруг чую: вокруг начинается какое-то шевеление. И очень неприятное шевеление, надо сказать! Гляжу — шершни. Целые тучи шершней… Да, какое там — их несметные полчища! Оказалось, внутри было громадное гнездо этих тварей. И я своим появлением их потревожил. Я там, внутри скукожился, голову руками обхватил и замер. Сижу — ни жив, ни мертв… А они всего меня, каждую клеточку облепили — покрыли, точно живым панцирем.
— Ох! — всплеснула руками Женя.