Мария посмотрела на меня, и я вдруг подумал, что никогда она не была так прекрасна, как в эту минуту. Подумал, глядя в её лицо — горящее и мокрое от слёз, и в её глаза — покрасневшие и широко открытые, полные боли и страха.
— Я делаю это для тебя, — просто сказала она, и глаза её подтвердили, что она говорит правду. — Такова традиция нашей семьи — сечь невесту в ночь перед свадьбой. Это смиряет её гордыню, уничтожает остатки заносчивости, и к тому же — пробуждает её чувственность. Но это должно быть сделано по доброй воле, без применения силы. Это должно быть выбором самой невесты — принять ли вызов и пройти ли через эту боль. Моя мать перенесла это, и её мать — до неё. И так далее, поколение за поколением. Я понимаю цели этого и выгоду, получаемую от этого. Я пошла на это добровольно, Алекс. Таков мой выбор. Это трудно, правда, но я могу думать о тебе, и это помогает мне выдержать боль. А если представить, что это ты сечёшь меня, Алекс, то я могу почти наслаждаться поркой.
Я воззрился на неё в ошеломлённом молчании.
— И ты по доброй воле согласилась на наказание? — уточнил я. Она кивнула, а я тупо продолжал: — Но зачем?
Она рассмеялась, и словно восхитительный серебристый колокольчик зазвенел в этом тоскливом храме боли.
— Ох, Алекс, ты всегда делаешь всё таким запутанным! Это же просто, совсем просто. Ты же не хочешь, чтобы твоя жена была своевольной и непокорной, высокомерной и заносчивой, ведь так? — Я помотал головой. — Разумеется, не хочешь! Но, Алекс, уже моим согласием на это наказание я доказываю любовь к тебе и показываю, что не обладаю ни одной из этих черт. Я люблю тебя, дорогой мой, и я буду делать всё, что ты скажешь. Даже если ты захочешь так же наказывать меня.
— Но я же никогда не просил, чтобы тебя наказывали подобным образом, — торопливо запротестовал я, внезапно вообразив, что мою неосознанную тайная страсть давно заметили все, кроме меня.
— Ты — нет, — строго сказала Мария. — Я предлагаю тебе это как подарок, как доказательство моей преданности тебе перед нашей брачной ночью.
Я вдруг осознал, что этот абсурдный спор ни к чему не приведёт, и решил, что пора брать инициативу в свои руки.
— Ну, а теперь это пора прекратить, — произнёс я тоном, не оставляющим места для возражений. — Я люблю тебя и ценю твой жест, но ты вытерпела достаточно. Всё кончилось.
— Нет, Алекс, нет. Ничего ещё не кончилось. Потому что наказание должно быть исключительно жестоким. Его суровость послужит свидетельством моей верности, моей преданности. И если я не смогу дойти до конца, до самого предела того, что могу вытерпеть, тогда наказания — всё равно что не было.