Тут началось самое страшное. Врачи говорили, что он умрет в любой момент. Мы все, я и его родные, знали это. Антон знал. Но никто не знал, когда это случится. А Антону было все хуже. Ему прекратили искусственную вентиляцию легких, перевели в одиночную палату, чтобы мы могли быть с ним круглосуточно. И мы были там – вся его семья и я.
Я никогда не перестану восхищаться Антоном, ведь он не сдавался, хотя как бы постоянно жил под прицелом беспощадного снайпера – жил полноценно каждый день, зная, что умрет. Он не сдавался до последнего. Он старался закончить дела. Хотел позаботиться о нас всех. Хотел, чтобы мы жили дальше. Никогда не забуду эти дни. Какое-то чувство обреченности и бессилия. Когда хочется сделать что угодно, лишь бы исправить происходящее. А ничего тут сделать нельзя. И просто сидишь, смотришь на самого дорогого человека в мире и понимаешь, что ты ничего не можешь. Не можешь даже облегчить его и свою боль.
Утром 20 августа Антон уже не проснулся. Он тяжело дышал, я сидела рядом и говорила, как его люблю. Гладила по голове, держала за руку – он любил, когда я так делала. И всегда говорил, что так ему легче. Пробежала пара часов. А потом он перестал дышать. Тут же зашла медсестра и спросила меня: “Давно вы видели, чтобы он делал глубокий вдох?”
Я растерялась. Мне казалось, только что я слышала его дыхание, и вот он ушел… Медсестра стала проверять пульс, затем попросила меня ждать доктора. Минут пять или десять, которые тянулись, как бесконечные года. Я сидела, ждала. И надеялась, что происходящее – просто страшный сон и скоро я проснусь. Но это был конец.
Затем пришла доктор, зафиксировала смерть, выразила соболезнование и сразу перешла к делу: что делать с телом… 20 августа 2014 года я не забуду никогда. Я уже никогда не буду прежней “я”, но постараюсь прожить жизнь, которая мне досталась, так, чтобы он мог мной гордиться.
И еще, иногда я жалею, что не могу навещать Антона, ведь он просил развеять его прах над Волгой, и мы выполнили его пожелание.
Маша
В феврале 2012 года я был в Перми, куда коллеги пригласили на конференцию по транспортному планированию. Я попал на нее в прямом смысле с больничной койки – с температурой и сильными болями. Это была очередная редкая неделя, когда я мог вырваться из больницы – один курс химии уже закончился, а другой еще не начался. В рамках культурной программы коллеги повели меня на спектакль местного театра по пьесе “Необыкновенные приключения солдата Ивана Чонкина”. Это трагикомедия о жизни солдата, который стерег сломавшийся самолет. Он не был героем, не изменил исхода битвы, он просто стоял на посту. Когда солдата убили, он попал на Страшный Суд, а там возник вопрос: что же зачесть в его пользу? И тогда в тишине и пустоте сцены раздался плач родившегося на Земле его ребенка. Именно тогда я понял, что рак пытается отнять у меня и что теперь важно, а что – нет.