Картымазов уже хотел что-то ответить, как вдруг за его спиной неожиданно прозвучал звонкий и решительный голос Настеньки:
— Отец! Я прошу тебя согласиться!
Все повернули головы к Настеньке, и казалось, Степан с князем были поражены этими словами не меньше Картымазова, Бартенева и Медведева.
Настеньке уже развязали руки. Она стояла, прикрывая ими дыры в платье.
Когда Степан повернулся, она медленно двинулась к нему.
— Прости, отец, прости, Филипп, и ты прости, Василий, — тихо говорила она, проходя мимо них. — Я не могу иначе...
Настенька подошла к Степану и положила руки на его грудь.
— И даже у тебя я прошу прощения, хотя ты вынудил меня сделать это.
И, внезапно выхватив из-за пояса Степана нож, она нанесла ловкий и сильный удар прямо в его сердце.
Люди князя вскрикнули от неожиданности.
Степан Ярый расхохотался.
Настенька не успела понять, что случилось, но, поступая согласно своему первоначальному решению, вскинула нож вторично, чтобы поразить себя.
Степан схватил занесенную руку, ловко вывернул и толкнул девушку двум людям, которые крепко схватили ее.
Нож со звоном упал на каменный пол.
— Какое коварство! — воскликнул Степан, поднимая нож. — И кто бы мог подумать, что в такой хрупкой девушке столько силы и решительности...
Он расстегнул кафтан, снял его и швырнул в угол.
Под кафтаном была прочная кольчуга.
— А теперь — хватит шутить! — решительно сказал он. — Либо вы подписываете бумагу, либо эта смелая девушка на ваших глазах будет подвергнута всем самым унизительным пыткам, которые могут быть применены по отношению к женщине...
И тут Картымазов, игнорируя Степана, обратился в темный угол:
— Князь, позволь мне в последний раз обнять дочь.
Возникла короткая пауза.
— Подпиши бумагу и будешь свободен вместе с ней, — вкрадчиво ответил из темноты голос Семена.
Степан подумал немного и, подойдя к Вельскому, шепнул на ухо:
— Мне кажется, стоит позволить... Он заговорил - значит, первая брешь пробита. Он попросил - значит, дрогнул... Пусть коснется дочери — это прикосновение размягчит его сердце.
— Гм-м... — промычал князь и добавил: — Только пусть ее обыщут сначала.
— Может быть, ты прикажешь и меня обыскать, князь? — насмешливо спросил Картымазов.
Князь вспыхнул, но Степан шепнул ему:
— Умерь свой гнев, не надо его дразнить. Если бы у нее было оружие, она не пользовалась бы моим... По знаку Степана Картымазова развязали. Настеньку тоже отпустили. Они молча сошлись посреди комнаты. Федор Лукич крепко обнял дочь.
— Убей меня, отец! — прошептала Настенька.
— Сейчас, — едва слышно вымолвил он и, продолжая гладить ее волосы, осторожно опустил правую руку. Настенька почувствовала, как острая игла прикоснулась к ее телу.