А тетя Труди возмущалась в ответ, что бабушке нечего совать нос в ее нижнее белье. Бабушка заорала, что без ее обязательных постирочных суббот дом давно бы лопнул от грязного белья, а тетя Труди прошипела, что это уже бабушкин бзик — воображать себе, как без ее высочайшего надзора все в доме пойдет под откос. На что бабушка прорычала:
— Не дерзи!
А тетя Труди прорычала в ответ:
— Я уже не в том возрасте, когда дерзят!
Потом в спор вмешалась тетя Лизи. Она пришла из кухни, где пекла печенье-звездочки на день рождения подруге, и попросила этих двух ссориться потише, потому что их ор ее нервирует, и из-за этого у нее сгорел вот уже второй противень с печеньями.
Тогда бабушка и тетя Труди, моментально забыв про свои разногласия, переключились на тетю Лизи. И стали орать, что это возмутительно — перекладывать на них ответственность за ее нулевые кулинарные умения.
В кухне действительно воняло горелым. А на столе возвышалась гора чего-то черного, очертаниями напоминающего звездочки. Я положил этого черного себе на тарелку и пошел в свою комнату. Путь пролегал мимо мамы, разговаривающей по телефону. Она вырвала тарелку у меня из рук и пробормотала что-то про горелую еду, провоцирующую рак. Я вернулся обратно и набрал нормальных печений из маленькой горки. Тетя Лизи, как раз вернувшаяся на кухню, погрозила мне скалкой.
Проходя мимо телефона второй раз, я увидел, как мама прилежно поедает те самые черные звезды, вызывающие рак.
— Давай, закругляйся постепенно, — сказал я ей, — я жду звонка!
Мама возмущенно покрутила пальцем у виска и затараторила с полным ртом в трубку.
— У тебя есть свой аппарат в комнате, — сказал я, — почему ты все время занимаешь наш общий?
Тут мама узрела у меня в руке неспаленные звездочки и цапнула парочку.
— Не сжирай последнее! — заорал я и прижал свое пропитание к груди. — Если уж ты ни фига для сына не готовишь, так хоть не обворовывай!
Мама саданула мне ногой по левой голени, от боли я рассыпал всю свою добычу и, ругаясь на чем свет стоит, похромал к себе. С лестницы я увидел, как мама запихивает в рот печенье, сидя на полу.
Войдя в свою комнату, я сразу заметил: тут кто-то побывал. На полу не валялось ни одного конверта от пластинок и ни одной газеты. На письменном столе кто-то сложил все мое барахло ровными стопками. А тапки аккуратно, носками в одну сторону, поставил перед кроватью.
Все ящики и двери шкафов были закрыты, разбросанных шмоток нигде не было видно. И повсюду воняло лимонным средством для уборки. Я приподнял покрывало и заглянул под кровать. Ну конечно! Пепельница и использованные бумажные носовые платки тоже исчезли.