Я выскочил из комнаты с диким воплем:
— Кто это сделал?!
— Это ты сделала? — прорычал я, вбегая в гостиную, где тетя Фея с телевизионным пультом в руке ждала, когда же наконец начнется послеобеденная детская передача.
— Ничегошеньки я не делала, — закудахтала тетя, — а что, что такое?
— Какая-то свинья вылизала мою комнату! — взвыл я.
— Черт возьми, не смей так обо мне говорить, — сказала бабушка, входя в комнату. — Свинья — это ты! Два ведра мусора я вынесла из твоего сарая!
— Мы же договаривались, что в моей комнате никто не прибирается! — орал я.
— Мы же договаривались, что ты сам прибираешься в своей комнате! — орала бабушка.
— Мусор в моей комнате — это мое дело! — кричал я.
— Твоя комната в моем доме — так что это и мое дело, — кричала бабушка.
Нет ничего гаже и трусливее, чем припирать к стенке намеками на собственность! Но старая кошелка именно это и проделывает каждый раз! Когда она так разговаривает с мамой или тетей Труди, это уже мерзко, но они-то хоть зарабатывают сами и могли бы переехать куда-нибудь, если бы захотели. Но обращаться так с несовершеннолетним червяком вроде меня — это уж совсем непорядочно. За это я наказал бабушку своим наводящим ужас первобытным криком, который на этот раз Удался так, что в гостиную сбежался весь народ. Когда я ору от ярости, то не слышу, что говорят другие, я даже вижу с трудом, все во мне концентрируется в этом крике. Лишь когда внутри не осталось и пузырька воздуха и крик постепенно затих, я снова увидел всех моих дам.
Бабушка сказала:
— Ребенка все-таки надо лечить!
Дорис сказала:
— Влепить ему пощечину — мигом вылечится!
Андреа сказала:
— Это всё нервы!
Мама ничего не сказала, а тетя Фея показала всем свои дрожащие руки и захныкала:
— Я вся трясусь, когда он так кричит! И давление, кажется, до трехсот поднимается!
Только тетя Труди мне посочувствовала — она ведь сама только что ссорилась с бабушкой из-за стирки. Положила руку мне на плечо и прошептала:
— Тут уж ничего не поделаешь! Она старая и упрямая!
Бабушка, конечно, старая и упрямая, но на слух не жалуется.
— Ну-ка повтори это громко! — закричала она.
И тетя Труди повторила все, что прошептала мне, громко, на всю комнату. А бабушка снова обвинила ее в наглости. А тетя Труди сказала, что возражает против такой формулировки, потому что сорокалетняя женщина не может быть «наглой», и неважно, что она говорит, все это не наглость. И бабушке пора бы срочно отвыкнуть от манер старого патриарха. Мама и тетя Лизи поддержали тетю Труди. Бабушкино поведение их возмущает, сказали они! А Дорис и Андреа встали на бабушкину сторону — наверное, только потому, что та была против меня.