— Благодарение Богу! — вскричал Фиске. — Теперь все будет хорошо.
Конвои отвел их к Вайчу, он сидел в своем жилище на циновке из пальмовых волокон. Возле него стояла лампа и лежала длинная трубка. Высокая неопрятная комната была пропитана горьким запахом мака. Около Вая стоял солдат, с обвязанной грязной окровавленной тряпкой рукой. Пятеро других, среди которых был и капрал, ожидали у стен, держа в руках трости из ротанга[63].
Пронзительное молчание встретило пленников. Вай изучал их с какой-то глубокой задумчивой жестокостью. Это была жестокость скрытая, которую можно было скорее почувствовать, чем увидеть по его бесстрастному, как маска, лицу.
— Доброхотный дар не был уплачен, — в его ровном голосе не было никаких эмоций. — Когда мои люди приблизились к городу, чтобы получить его, один из них был убит, другие ранены.
Отец Чисхолм содрогнулся. Случилось то, чего он так боялся. Он сказал:
— Может быть, ваше поручение не было выполнено. Носильщик был напуган и мог сбежать к себе домой в Шаньси, не заходя в Байтань.
— Вы слишком разговорчивы. Десять ударов по ногам.
Священник ожидал этого. Наказание было жестоким: длинный твердый прут, которым орудовал один из солдат, был квадратного сечения и особенно больно терзал его голени и бедра.
— Посланный был нашим слугой, — заговорила миссис Фиске, подавляя негодование. На ее бледных щеках выступила краска. — Шанту не отвечает за его бегство.
— Вы тоже слишком разговорчивы. Двадцать оплеух.
Ее сильно били по щекам, а доктор дрожал и рвался к ней.
— Теперь, если уж вы такие умные, скажите мне, почему, если ваш слуга сбежал, посланных мной людей ожидали и устроили им засаду?
Отец Чисхолм хотел сказать, что по нынешним временам гарнизон Байтаня всегда находится в боевой готовности и пристрелит любого из солдат Вая, которого увидит. Он знал, что этим и объясняется то, что произошло, но счел за благо придержать свои язык.
— Ну, теперь вы что-то не так разговорчивы. Десять ударов по плечам за странную молчаливость.
Его снова избили.
— Позвольте нам вернуться в наши миссии, — Фиске жестикулировал руками, как взволнованная женщина. — Я заверяю вас торжественной клятвой, что вам будет заплачено немедленно.
— Я не дурак!
— Тогда пошлите другого солдата на Улицу Фонарей с письмом, которое я напишу. Пошлите его сейчас, немедленно.
— Чтобы его тоже убили? Пятнадцать ударов за то, что считает меня дураком.
Под ударами доктор разразился слезами.
— Мне жалко вас, — твердил он сквозь слезы, — я вас прощаю, но мне жалко вас, жалко.
Наступило молчание. В сузившихся зрачках Вая мерцал слабый проблеск удовлетворения. Он повернулся к Джошуа. Мальчик был здоров и силен. Ваю отчаянно нужны были новые солдаты.