– Готов.
– Тогда ждем…
Этими секундами распорядился по-своему – думал о дочери. Сердце при мысли о ней нестерпимо зажгло, глаза непроизвольно заслезились, в душу опять поползла тоска, но сейчас уже не такая горькая и гнетущая, как раньше, а приятная и даже греющая. Теперь от Бетти отделяли лишь эти гигантские бетонные стены цитадели под названием Горизонт-26 и все прожитые в полнейшем одиночестве и страхе долгие мучительные годы казались сейчас каким-то бесконечным ночным кошмаром, где нельзя проснуться. Но сейчас, как никогда, уверен: уже совсем скоро он останется далеко позади, в прошлом, сменится наконец долгожданной явью, наполненной смыслами и красками, уже успевшими позабыться. Нужно лишь потерпеть. Еще немножко, самый пустяк. Единственное, чего боялся больше всего – что Бетти не узнает меня, примет за бродягу родного отца, какого не видела несколько лет.
«…Время-то… смывает даже лица родных и близких, ты ведь знаешь это…»
Слова, сказанные однажды Айсом, вспомнились нежданно, ранили больно, глубоко.
«Узнает, – твердо заявил себе, опровергая их, – обязательно узнает! Узнает!..»
«Смывает, смывает…»
– Бегом! – отрезвил выкрик Айса. – Не жалея сил!
И, шурша травой, поднялся и – за холм.
Промчавшись, минуя прожекторы, по скользкой грязи к очередному сетчатому забору, словно беглецы, за каким проглядывались неприметные надгробья и кое-какие деревца, Айс выпустил клинки и принялся торопливо вырезать брешь. Пулеметчик на вышке даже из любопытства не направил в нашу сторону луч, чтобы на всякий случай удостовериться в отсутствии морфов, будто его это совершенно не заботило. Лишь однажды он повернул прожектор к нам, да и то стал светить куда-то вдаль, не удосуживаясь опустить и посмотреть, кто находится у него перед самым носом.
– Порядок, – дал знать Айс, выкидывая кусок забора, – за мной!
Но только обошли ряды надгробий и направились к выходу, он вдруг встал как вкопанный, не отрывая глаз от трех могил. Одна, посередине, еще не примялась осенними дождями, выглядела свежо. У плиты лежал точь-в-точь такой же лук, как у Айса, а рядом – темный пакет. Две другие совсем недавно закопаны, возле них натоптано – даже в темноте различались следы, – под памятниками также сложены луки, словно оберегая бывших обладателей. Не сказав ни слова, Айс подошел к захоронениям, заботливо провел рукой по каждой плите, будто приветствуя, что-то тихо проговорил, потом присел у крайней могилы и неслышно заплакал, закрываясь ладонями, точно испытывая стыд за такую непозволительную для мужчины слабость.