– Айс… – испугано промолвил я, приближаясь, – ты что?..
Но тот даже не посмотрел на меня, а лишь уронил голову на колени, заскулил. Выглядел он совсем беспомощным, раздавленным, весь дрожал, всхлипывал.
Безмолвно постояв какое-то время, не решаясь заговорить, я обвел глазами все три надгробия, присел возле Айса на корточки и все-таки осмелился спросить:
– Твои лежат? – и отругал себя за поспешность – тот поднял заплаканные глаза, на секунду задержал на мне строгий взгляд. Лицо страшно искажено гримасой боли, губы стиснуты, подрагивали, крепкие щетинистые скулы окаменели, беспорядочно рассыпанные волосы, казалось, сильнее почернели.
– Недавно Чака схоронили, ученика моего, – успокоившимся голосом начал он, указав на могилу посередине, – погиб на задании, мальчишка был совсем. – А вот еще, стало быть, наши… – показал на плиту рядом и на ту, что подальше, опять приуныл, голос на слове «наши» осел. Потом продолжил с риторического вопроса: – Откуда, спросишь, знаю? Сюда только наших ребят кладут, не из других отрядов – их места дальше…
Помолчали.
– Погибли, ребятки… – наконец скорбно произнес он, – главное, что вы теперь здесь, рядом с домом, а не в Сумеречной Зоне…
– Уверен, они пали, как герои, – участливо вставил я, сочувственно положа руку ему на плечо, – такими и запомнятся.
Эта краткая речь утешила Айса. Он посмотрел на меня преображенный, обнадеженный и сказал:
– Спасибо, Сид, за теплые слова, – улыбнулся, покивал, – ты хороший человек. Твоя дочь должна гордиться, что у нее такой отец.
Отвечать я ничего не стал, только два-три раза хлопнул друга по плечу, поднялся.
– Ладно, пошли… – утерев рукавом влажные щеки, тихонько промолвил Айс и встал, прощаясь с усопшими: – Прощайте, друзья…
Посмотрев в последний раз на надгробия, он жестом поманил меня и по-мышиному тихо – к выходу.
Дружно отворили створы. Айс с подозрением огляделся и, никого не увидев, велел двигаться дальше. Кругом – пугающая неправдоподобная тишина, лишь изредка нарушающаяся эфемерной трескотней раций, долетающей с вышек, и заунывным гулом ветра, бродяжничающего вдоль стен. Из их крупных дыр, трещин и щелей лезли какие-то толстые пупырчатые побеги, выделяли зловонный светящийся сок. Они же росли вместе с разнотравьем и у подножия, путались с какой-то шерстистой лозой, нагло расползшейся, словно паутина, потихоньку подтачивали нерушимую, на первый взгляд, крепость. И вроде бы эти повреждения и незначительны для такой громадины, но уже сейчас видно, что прочнейший железобетон давал слабину, трещал по швам и мало-помалу осыпался, обещая пусть не сейчас, но уже в ближайшие годы обрушиться совсем и оставить обитателей без защиты.