— Еще работал, — вяло произнес Иван. Разговаривать не хотелось. Хотелось спать. Да и чего говорить? Все, как у всех: учеба, гулянки, девчонки. Он отличался от прочих лишь черным клеймом на груди. Но о нем он говорить не хотел.
— Эй, ты! Иды суда! — в дверях возник повар-азербайджанец. Его скрюченный грязный палец указал на Саню.
— Чего надо? — спросил тот, поднимаясь с места.
— Иды, там убрат нада! — махнул рукой азер. Иван посмотрел на Саньку. Они бы-ли в наряде по столовой и обязаны делать все, что говорят. Хотя, вообще-то в на-ряде были не они, а несколько дедов, но им картошку чистить западло, они лучше поспят…
Саня положил нож и пошел за поваром.
— А чего тебя Художником называют, рисуешь здорово? — спросил Иван. Алексей улыбнулся:
— Да так, умею немного. А называют… Потому что мы для них не люди вовсе, — сжав губы, он посмотрел на Ивана, — мы «духи». А «духу» зачем имя? Я — Ху-дожник, он — Тунгус, Санек — Водила. Тебя они тоже как-нибудь назовут.
Из соседней комнаты донеслась матерная ругань и глухой звук удара.
— Чего ты? — раздался нервный голос Санька.
Снова приглушенное ругательство. Иван поднялся.
— Сиди, что ты сделаешь! — одернул его Художник, но Иван, не выпуская нож, вышел в коридор. Тунгус перестал раскачиваться и замер, но пальцы продолжали вращать картофелину, и ржавый кухонный нож вгрызался в желтую с черными «глазками» мякоть.
Ориентируясь по звуку, Иван вошел в соседний бокс. Это была разделочная. Стены в белом кафеле, деревянные доски на нержавеющих столах, и огромная иссеченная колода посредине. Саня сидел на полу, держась за руку, с которой стекали струйки крови. Кавказец нависал над ним, сжимая нож. Он обернулся на звук шагов и уставился на Ивана:
— Чего здесь? Иды на х…й работай!
— Сам иди на х…й! — сказал Иван.
— Что сказал? — Повар шагнул к духу, но заметил, как шевельнулся нож в руке Ивана, и остановился. — Что, душара, ох…ел, да? Нож палажи!
Их взгляды встретились. И повар увидел, как в карих глазах духа на мгно-венье мелькнула странная тень, и зрачки стремительно почернели, уставившись двумя бездонными, жуткими жерлами. Он открыл рот, но не мог выдавить ни сло-ва. Иван смотрел на него, мысленно втыкая нож в белый, замызганный халат.
Протиснувшись бочком мимо, повар помчался прочь. Иван подошел к Сане. Солдат поднялся, держа на весу рассеченную, залитую кровью ладонь.
— За что он тебя? — спросил Иван.
— Надо в медпункт идти, — ответил Саня. Он не сказал «спасибо», но Иван знал, что поступил правильно.
— Повезло, — завистливо сказал Леша. — Может, в лазарет положат…