— О, солдат! Как дела? — по-русски он говорил весьма неплохо, лучше, чем моло-дые парни из пополнения.
— Ничего, спасибо, — сдержанно ответил Иван. — Мне лепешку одну, — он про-тянул в окно пятнадцать копеек.
— Подожди! — пекарь задвигался по комнате, выдвигая из печек огромные гре-мящие листы с еще не успевшим подрумяниться хлебом. — Еще не готово! Подож-ди пять минут. Откуда будешь, солдат?
— Из Ленинграда.
— Из Ленинграда? — радостно воскликнул узбек. — Я воевал под Ленинградом, город твой защищал! Заходи, дорогой, чаю попей.
Иван отказывался — времени мало, но старик был неумолим, и пришлось зайти.
— Я знаю: тяжело солдату! — сказал он, разливая в пиалы дымящийся чай. — Так далеко от дома служишь! Письма пишешь?
— Пишу, — односложно ответил Иван. Ему было неудобно, он не мог привыкнуть к восточному гостеприимству, когда совершенно незнакомые люди могли запросто пригласить проходящего мимо человека к столу, накормить и напоить. Почему у нас такого нет, думал Иван, представляя, как он идет по Ленинграду, а прохожие наперебой зовут в гости… Представлялось с трудом.
— Пиши, дорогой. В письмах вся правда пишется. Бери варенье, — старик подо-двинул Ивану большую пиалу с густым темно-красным вареньем.
— Спасибо.
— Кушай, дорогой, мне работать надо, — старик повернулся, белый незастегнутый халат распахнуло ветерком, и Иван увидел старую медную медаль…
Обрыв он обнаружил там, где и ожидал. На одном из участков провод сле-зал со столбов и тянулся по канаве и кустам вдоль поля, и каждой весной колхоз-ные трактора задевали и рвали его, нарушая связь. Зачистив и соединив изране-ный провод, Иван прозвонил его, удостоверился, что все в порядке, и спешно по-шел обратно.
Дни плелись, как усталый караван под палящим солнцем. Яркая, всегда хо-рошая погода, обилие зелени и фруктов немного скрашивали армейские будни. Колхозная баня, в которую ходили каждую субботу, закрылась на ремонт, и при-ходилось мыться в арыке с не слишком чистой проточной водой. По приказу ко-мандира в одном месте арык расширили и углубили, сделав что-то вроде крохот-ного бассейна, там и купались, спасаясь от сильной жары. Шел второй год службы. Оставалось меньше года до свободы, но как же еще далеко!
После смерти Мирзоева отношения Ивана со старослужащими еще более накалились. Кто-то из солдат, скорее всего повар, подслушал допрос Нагаева, и теперь с Иваном никто не разговаривал. Но это его не беспокоило, Иван общался с Шевцовым, играл с ним в шахматы или говорил о музыке.
Иван чувствовал: противостояние коллективу не доведет до добра — но за-игрывать с дембелями и местными он не собирался. Один из дедов как-то разот-кровенничался: